Вот так. А сейчас мы немного походим вокруг. Вот так – медленно…
– Уф, – выдохнула я, испуганно отпрянув – мимо, скрежеща сталью по льду, промчались трое подростков. – Вряд ли у меня что-нибудь получится. Ой!
Правый конек предательски отъехал куда-то в сторону, и я снова чуть было не упала, но Дэвид вовремя подхватил меня под руки. Он засмеялся, крепко прижавшись ко мне, а потом поставил меня на ноги.
– Извини, – пробормотала я.
– Не волнуйся – я не дам тебе упасть. Но вот мой совет, Миранда: не ходи по льду, попробуй по нему скользить.
– Не могу.
– Можешь. Просто продвигай ноги вперед поочередно – вот так.
Он встал передо мной, взял меня за руки и стал потихоньку отъезжать назад, увлекая меня за собой.
– Вот так лучше. Держись чуть прямее.
– Не могу. Я упаду.
– Не упадешь – я тебя держу.
– Я упаду, – испуганно повторяла я. – Я потеряю равновесие, да еще и тебя уроню.
– Не сможешь – ты слишком легкая. Вот так. А теперь согни колено, скользни влево, теперь вправо, теперь опять влево. Вот так… да… отлично… вот ты уже и катаешься!
Я засмеялась от удивления и облегчения одновременно.
– Секрет в том, чтобы сначала двигаться очень медленно.
Мы неспешно продвигались по кругу в течение примерно пятнадцати минут. Постепенно обретая уверенность, я стала посматривать на других конькобежцев. По всему катку носились юнцы в развевающихся куртках. Были здесь и супруги среднего возраста, явно катавшиеся не первый год. В центре катка маленькая девочка исполняла грациозные пируэты, соединив руки над головой; она явно отрабатывала какие-то упражнения. И теперь, когда мы с Дэвидом медленно кружились по льду, рука в руке, я услышала музыку, доносившуюся откуда-то сверху. Это была Синди Лопер.
Если ты потерялся, посмотри вокруг
и найдешь меня. Опять и опять.
Если ты упадешь, я подхвачу тебя, я буду ждать…
– Ты ведь не падаешь, Миранда? – спросил Дэвид.
– Нет, – улыбнулась я. «А впрочем – да».
– Ты не упадешь, – нежно сказал он. – Ведь я держу тебя.
«…Опять и опять». Он крепче прижал меня к себе. «Опять и опять…»
– Ты не упадешь, – снова прошептал Дэвид, медленно увозя меня с катка. – Ты, наверное, думаешь, я привез тебя сюда, чтобы повыпендриваться, да? – неожиданно спросил он. – Это не так.
– Разве? – усмехнулась я.
– Нет. Я просто искал повод подержать тебя за руку…
Я снова залилась краской.
– Ладно, – продолжил Дэвид как ни в чем не бывало, – по-моему, самое время перекусить. Ну как, тебе понравилось? – спросил он, когда мы поднимались по лестнице.
– Да, мне и в самом деле понравилось.
– Отлично… Какую кухню ты предпочитаешь? – Мы зашагали по Куинсуэю. – Можем пойти в марокканский ресторан и для виду покурить кальян, а можем в китайский – вот там, через дорогу.
Мы миновали метро «Бэйзуотер». На улице было полным-полно народу, а впереди светился голубой купол «Уайтлиз».
– Вот там малазийский ресторан, – показал Дэвид, – а там – «Магараджа». Кажется, чуть дальше есть неплохой ливанский. А может, отдадим предпочтение итальянской кухне?
– Да, отличная идея. Мне вдруг захотелось ризотто.
Ресторан оказался очень славным, тихим, и там не разрешалось курить.
– А ты расскажешь мне о поездке в Барселону? – спросила я, когда мы сели за стол. – Чем ты там занимался?
– Готовил иллюстрации для новой книги об ЭТА.
– О… А почему именно тебя попросили это сделать?
Он пожал плечами:
– А что тут такого? В сущности, подобные вещи меня привлекают.
– Какие вещи – баскский сепаратизм?
– Нет. Экстремизм. – Официант принес нам два бокала красного вина. – Политический экстремизм любого рода. Меня очень интересует, что чувствуют те, кто изготавливает или закладывает бомбы, чтобы изувечить или убить ни в чем не повинных людей. А тебя это не интересует? – спросил он.
– Почему это должно меня интересовать? – буркнула я. Дэвид посмотрел на меня с удивлением. – То есть я хотела сказать, что… предпочитаю не задумываться о таких вещах.
– Что ж, это твое право.
Какое-то время мы молча изучали меню. «Скажи ему… Скажи ему».
– Дэвид?
– Я, пожалуй, остановлюсь на домашней лапше… Что?
«Говори сейчас же!»
– Я должна тебе кое-что сказать. Он посмотрел на меня и спросил:
– Что?
Я прижала руку к груди, чувствуя, как неровно бьется сердце.
– О боже, – воскликнул Дэвид с шутливой гримасой. – Ты опять хочешь сделать какое-то ужасное признание? Да, так и есть – как в прошлый раз. По лицу заметно. Ну давай, срази меня.
– Э… я…
Я взглянула на него. «Я не могу этого сделать. Я просто не могу. Мы больше никогда не встретимся».
– У меня… болят лодыжки. Он расхохотался.
– Ну вот, очередное чудовищное откровение Миранды – ноющие лодыжки! К сожалению, есть только один способ справиться с этой болью – нужно еще раз поехать на каток.
«Я и так все время катаюсь, причем по очень тонкому льду».
– В Бродгейте есть открытый каток. Мы могли бы ходить туда зимой. Ты слушаешь меня?
«Боюсь, что это ты не захочешь меня слушать после того, как узнаешь обо всем».
Потом Дэвид заговорил о хоккее и объяснил мне правила игры.
– Я бы хотел играть в хоккей, но это невозможно – даже просмотр матчей по кабельному телевидению отнимает у меня столько нервов! Но подростком я много играл – даже выступал за «Юных звезд Нью-Хейвена», – гордо объявил он, когда нам принесли горячее. – Я достиг высшего момента в своей карьере, когда мы победили в чемпионате среди юниоров Новой Англии. В тот же день мне исполнилось пятнадцать – никогда этого не забуду. – Дэвид взял вилку. – Да, двадцать первое марта 1982-го…
– Твой день рождения двадцать первого марта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113