– Я прекрасно представляю себе, как это на них скажется, и это глубоко печалит меня. Они уже пострадали в прошлом, и теперь снова обречены на страдание. Но все же я не сторонник того, чтобы покрывать вас. Ваши пороки слишком серьезны. А посему у меня нет другого выхода, кроме как встретиться с Алеком Стивенсоном и поставить его в известность обо всем, что произошло. А поскольку он не только мой, но и ваш адвокат, могут возникнуть некоторые сложности, и он, по-видимому, посоветует мне обратиться к кому-нибудь еще. Конечно, официальное расторжение нашего партнерства потребует времени, но, что касается меня, я считаю его расторгнутым с этой самой минуты. То же относится и к вашей должности управляющего. Прошу вас сдать ключи. Мне ничего не остается вам сказать, мистер Ярт, кроме как пожелать удачи.
Чарльз достал из кармана ключи от Локс-Милл, снял их со своего брелока и положил на стол. Затем встал и направился к двери. Но тут он задержался и обернулся:
– Я не прошу вас пересматривать ваше решение…
– Просить об этом было бы бессмысленно.
– Но я прошу вас поверить в то, что у меня не было намерения вас обманывать.
– Но вы обманули меня, – ответил Мейнард, и его пронзительный взгляд дал понять, что для него все было предельно ясно. – Вы обманули меня. Меня и других.
Чарльз вышел из конторы, не сказав больше ни слова.
Из Локс он направился в небольшой ресторан в Пэйтсбридж, где позавтракал и выпил три стакана бренди. Над третьим стаканом он засиделся особенно долго. Тепло разлилось по венам и сняло напряжение. Одна половина его сознания была затуманенной, но другая работала со всей ясностью. Он был в состоянии думать. По крайней мере, принимать неизбежное. И даже планировать будущее. Не первый раз в его жизни обстоятельства складывались самым ужасным образом. И теперь в его распоряжении имелось то же средство, что и раньше.
Из Пэйтсбридж он направился в Хайнолт – конторский клерк завтракал. Извинившись, Чарльз отправил его с поручением в намоточный цех, а сам снял кассу и уложил деньги в два полотняных мешка, которые легко поместились в карманах. Как только клерк вернулся, Чарльз снова покинул контору под предлогом «важного дела» и отправился домой, в Гроув-энд. Он уже подготовил объяснение столь раннего прихода, но, к его удивлению, жены и дочери дома не оказалось. Служанка сказала, что они уехали в Чейслендс на день рождения Энтони. Сразу после завтрака миссис Уинтер прислала за ними экипаж. Дика тоже не было. Миссис Уинтер собиралась забрать его прямо из мастерской.
– Разве вы не знали об этом, сэр?
– Знал, но забыл.
Он прошел в свой кабинет и взял оттуда все наличные деньги. Затем поднялся наверх и собрал свои вещи. Спустившись вниз, он снова обратился к служанке:
– Когда миссис Ярт вернется, скажете ей, что меня вызвали по срочному делу.
– Да, сэр. Конечно, сэр. – Она отворила ему входную дверь. – Вы надолго уходите, сэр?
– Передай ей лишь то, что я просил, – ответил Чарльз.
На сей раз он не оставил Кэтрин никакой записки. Потом он напишет ей – попрощается с ней и детьми, – может быть, из Ливерпуля. А может даже, потом, когда будет на корабле, по пути в Америку.
Никогда больше он не сможет взглянуть в глаза своей жене и детям.
Было трудно поверить, что судьба вот так, дважды выбила его из седла. Дважды подвергла разорению и бесчестью. Но это было так, и приходилось с этим мириться. Жизнь в Англии была для него окончена.
Часы на церкви Ньютон-Чайлд пробили четыре раза. Наверное, именно сейчас праздновали день рождения Энтони. Несомненно, гости уже собрались. День был теплый и солнечный, и они, наверное, резвились в саду, играли в крокет или просто прогуливались перед чаем. Чарльз почувствовал неодолимое желание взглянуть в последний раз на жену и детей, попрощаться с ними на расстоянии, так, чтобы они не узнали.
Он въехал в ближайшие ворота, проскакал через парк, стараясь держаться поближе к деревьям и прячась за ними, подъехал к тому месту, откуда открывался вид на дом. Как он и предполагал, здесь, на лужайке, и разворачивалась семейная идиллия: Джинни, Джордж, между ними Кэтрин. Немного поодаль – Дик. Сюзанна, разговаривающая с Энтони.
Сидя на лошади, Чарльз ясно различал каждого члена семьи: Сюзанна в светлом платье с зелеными полосками разных оттенков; Кэтрин в белой соломенной шляпе; Дик, стоящий несколько поодаль, руки в карманах белого фланелевого пиджака. Голоса их едва доносились до Чарльза, и он не мог разобрать, о чем они говорят. Но он ясно слышал их смех, особенно смех Сюзанны, и это было ему невыносимо.
Боже! Каким он был дураком, что пошел на риск и лишился всего! Своей жизни! Достоинства! Семьи! С одной стороны, он понимал, что уже давно стал чужим для жены и детей. Но ему казалось, что когда-нибудь ему удастся вернуть их любовь и уважение. Теперь этого не будет никогда. Они для него потеряны. Он навсегда останется для них чужим. И вспоминать о нем они будут лишь с чувством стыда. Кэтрин, может, и пожалеет его, но дети – никогда. Разве могло что-нибудь быть страшнее этого?
Очнувшись от этих мыслей, он решил, что стоит и так уже очень давно, хотя прошло всего несколько минут. Он вновь взглянул на детей и жену, и ему показалось, что расстояние между ним и ими увеличилось. Они были словно нарисованы на картинке, и он понял, что сколько ни суждено ему прожить, он навсегда запомнит их именно такими: смеющимися на залитой солнцем лужайке.
Чарльз развернулся и поскакал прочь.
В тот момент, когда он уже выезжал на дорогу, Мартин в своей коляске сворачивал к воротам. Возле него на сидении лежала деревянная коробка с «усовершенствованной» волшебной лампой, сделанная Джоном Бетти из Бирмингема, с набором из пятидесяти слайдов – его подарок Энтони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118