– А теперь ответь мне, Жильберта, почему всё же ты так быстро вернулась от тёти Алисии? Я не стала допрашивать тебя при Гастоне. При посторонних семейные дела обсуждать не полагается, запомни.
– Всё очень просто, бабушка. Тётя Алисия была в кружевном чепчике, она всегда его надевает, когда у неё мигрень. «Я сегодня неважно себя чувствую», – сказала она мне. «Ну, тогда не буду тебе надоедать и вернусь домой», – сказала я. «Отдохни хоть пять минут», – сказала она. «Да что ты, – сказала я, – я совершенно не устала, я приехала на автомобиле». – «На автомобиле?» Она очень удивилась и даже всплеснула руками, вот так. Понимаешь, мне очень хотелось показать дядюшкин автомобиль тёте Алисии, и я попросила шофёра задержаться на две минутки. «Да, – сказала я, – это «Дион-Бутон», четырёхместный, с откидным верхом, мне одолжил его дядюшка. Он сейчас у нас. Он поссорился с Лианой». «За кого ты меня принимаешь? – рассердилась тётя. – Я пока ещё в своём уме и газеты читаю. Я не хуже тебя знаю, что он поссорился с этой дылдой. Ну что ж, возвращайся домой, нечего тебе скучать с бедной больной старухой». И она помахала мне из окна, когда я садилась в автомобиль.
Госпожа Альварес поджала губы.
– Бедная больная старуха, ничего себе! У неё и насморка никогда в жизни не было. И как только ей не стыдно…
– Бабушка, как ты думаешь, дядюшка не забудет о моих леденцах и нотной папке?
Госпожа Альварес задумчиво уставилась в потолок.
– Возможно, дитя моё, возможно.
– Но он же проиграл, это нечестно.
– Конечно. Раз он проиграл… Надеюсь, ты их получишь. А сейчас надень фартук и накрывай на стол. И убери карты.
– Хорошо, бабушка… Бабушка, а что он тебе рассказывал о Лиане? Это правда, что она драпанула с Сандомиром и прихватила ожерелье?
– Во-первых, что за слово «драпанула»? Во-вторых, подойди, я подвяжу тебе волосы, чтобы ты не купала их в тарелке. И в третьих, что тебе за дело до женщины, которая оказалась столь плохо воспитанной? Это личное дело Гастона.
– Но, бабушка, если это его личное дело, то почему об этом все говорят и даже в «Жиль Блаз» пишут?
– Прекрати. Тебе достаточно знать, что поведение госпожи Лианы д'Экзельманс противоречит здравому смыслу. Тут ветчина для твоей матери, я накрыла её тарелкой, поставь на холод.
Жильберта уже спала, когда вернулась её мать: Андре Альвар, на афишах «Опера-Комик» мелким шрифтом в самом низу. Госпожа Альварес, не отрываясь от пасьянса, спросила её, по обыкновению, не очень ли она устала. Отдавая дань принятым в их семье правилам вежливости, Андре попеняла матери, что та ждала её и не ложилась спать, и госпожа Альварес отвечала ей как всегда:
– Я никогда не засыпаю, пока ты не вернёшься. Поешь ветчины, рагу в кастрюльке, ещё тёплое. Есть печёные сливы. Пиво на окне.
– Жижи спит?
– Конечно.
Андре Альвар поужинала с аппетитом убеждённого мизантропа.
Подгримированная, она была ещё очень хороша собой, но без грима сразу бросались в глаза покрасневшие веки и бледные губы. Поэтому тётя Алисия и говорила, что её успехи кончаются за порогом театра.
– Ты хорошо пела, дочь моя? Андре пожала плечами.
– Да, я пела хорошо. А что толку? Ты же понимаешь, что за Тифэн мне всё равно не угнаться. О Господи! Что за жизнь, и как только я её терплю!
– Такую жизнь ты выбрала себе сама. Но, полагаю, тебе было бы куда легче, – нравоучительным тоном говорила госпожа Альварес, – если бы у тебя кто-то был. Не может молодая женщина жить одна, это противоестественно. Ничего удивительного, что ты видишь всё в чёрном цвете.
– О! Мама, не начинай, пожалуйста, всё сначала, я очень устала. Какие новости?
– Никаких. Все говорят лишь о разрыве Гастона с Лианой.
– Да, это наделало шуму. Даже в этой нашей дыре, в «Опера-Комик», ни о чём другом не болтают.
– Что ж, понятно, такое случается не каждый день.
– А что он собирается делать? Есть уже кто-нибудь на примете?
– О чём ты говоришь? Прошло ещё так мало времени. Гастон в отчаянии. Ты не поверишь, но ещё без четверти восемь он сидел вот за этим столом и играл с Жильбертой в пикет. Говорит, что не примет участия в празднике Цветов.
– Не может быть!
– Представь себе. Если он не передумает, разговоров будет ещё больше. Я очень советовала ему всё взвесить, прежде чем на такое решиться.
– В театре говорят, что будто бы есть шансы у одной девицы, из «Олимпии». Она там выступает под именем Кобра, у неё какой-то акробатический номер: представляешь, выносят на сцену корзинку, малюсенькую, там и фокстерьеру было бы тесновато, и она из неё вылезает, извиваясь как змея.
Госпожа Альварес презрительно выпятила свою широкую нижнюю губу.
– Гастон Лашай всё же не опустится до артистки мюзик-холла. Согласись, что он ведёт себя, как подобает холостяку в его положении: связи у него только среди дам полусвета.
– Смазливые коровы, – пробормотала Андре.
– Выбирай слова, дочь моя. Это пошло, называть всё своими именами. Все любовницы Гастона из хороших семей. Связь с известной дамой полусвета – это единственный достойный образ жизни в ожидании блестящей женитьбы, при условии, что он вообще когда-нибудь женится. Во всяком случае, мы узнаем обо всём одними из первых. Гастон так доверяет мне! Видела бы ты, как он просил меня заварить ему ромашку! Мальчишка, настоящий мальчишка. Впрочем, ему всего тридцать три. И какая ноша на плечах, это его богатство.
Андре насмешливо сощурила свои красноватые веки.
– Жалей, жалей его, мама, раз тебе так нравится. Мне ничего от него не надо, но замечу тебе: с тех пор как мы знакомы, он ничем не одарил тебя, кроме доверия.
– А почему он должен нам что-то дарить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16