Для какой-нибудь конторской крысы: законный брак, четверо детей за три года и прочие прелести?
– Я по-другому понимаю роль матери, – степенно ответила госпожа Альварес. – Я постараюсь отдать Жижи такому мужчине, который скажет мне: «Я беру все заботы о ней на себя, я обеспечу её будущее». Вы позволите предложить вам ромашку, Гастон?
– Нет, спасибо, я опаздываю.
– Вы хотите, чтобы Жижи вышла попрощаться с вами?
– Не стоит, я увижусь с ней в другой раз. Впрочем, не знаю когда, я сейчас очень занят.
– Ну что ж, Гастон, не беспокойтесь из-за неё. Приятного вам вечера, Гастон…
Оставшись одна, госпожа Альварес отёрла лоб и открыла дверь к Жижи.
– Жижи, ты подслушивала.
– Нет, бабушка.
– Подслушивала, подслушивала. И напрасно. Когда подслушиваешь под дверью, толком всё равно ничего не слышишь и можешь всё понять неправильно. Гастон Лашай ушёл.
– Вижу, – сказала Жижи.
– Будь добра, вымой как следует молодую картошку. Я вернусь и поджарю её.
– Ты уходишь, бабушка?
– Я иду к тёте Алисии.
– Опять?
– Может, ты не будешь делать мне замечания? – холодно сказала госпожа Альварес. – Лучше умой лицо, ты ведь имела глупость плакать.
– Бабушка…
– Что?
– А что, тебе жалко было, чтобы я поужинала с дядюшкой Гастоном в моём новом платье?
– Прекрати! Если ты совсем глупая, пусть уж лучше за тебя думают те, кто на это способен. И надень мои резиновые перчатки, прежде чем браться за картошку.
На целую неделю молчание воцарилось в доме госпожи Альварес, пока в один прекрасный день его не посетила тётя Алисия. Она прибыла в двухместной карете, вся в матовых шелках и чёрных кружевах, с розой на плече. Уединившись с сестрой, они принялись что-то обсуждать с озабоченным видом. Перед уходом тётя Алисия уделила немного внимания Жижи, коснулась её щеки кончиками губ и удалилась.
– Зачем приезжала тётя? – спросила Жижи госпожу Альварес.
– Да просто так… Ей нужен был адрес врача, который лечил госпожу Бюффери, когда у неё болело сердце.
Жижи на мгновение задумалась.
– До чего же он длинный, – сказала она.
– Кто длинный?
– Адрес врача. Бабушка, дай мне порошок, у меня мигрень.
– Но у тебя вчера уже была мигрень. Мигрень не продолжается двое суток.
– Наверное, у меня необычные мигрени, – сказала обиженная Жижи.
За эту неделю Жижи стала резковатой, говорила, возвращаясь с занятий: «Учителя ко мне придираются», жаловалась на бессонницу и проявляла склонность к лени, за чем бабушка внимательно наблюдала, но не вмешивалась. Как-то днём, когда Жижи чистила мелом свои белые полотняные ботинки, без звонка появился Гастон Лашай: волосы длиннее обычного, лицо загорелое, летний костюм в переливающуюся клетку. Он остановился перед Жильбертой, которая сидела на кухонной табуретке, надев ботинок на левый кулак.
– О… Бабушка оставила ключ в дверях, это на неё похоже.
Гастон Лашай молча смотрел на неё, Жижи медленно покраснела, положила ботинок на стол и натянула юбку на колени.
– Значит, сегодня вы проникли к нам как грабитель, дядюшка! Надо же, как вы похудели. А что же ваш знаменитый повар, который служил у принца Уэльского, он вас больше не кормит? Теперь, когда вы похудели, ваши глаза кажутся больше. Правда, и нос тоже…
– Мне надо поговорить с твоей бабушкой, – прервал её Гастон Лашай. – Иди к себе в комнату, Жижи.
На мгновение Жижи застыла с раскрытым ртом, потом спрыгнула с табуретки. Её крепкая шея напряглась, как у дующего в трубу архангела.
– «Иди к себе»! «Иди к себе»! – повторяла она, наступая на Гастона. – А если я бы вам такое сказала? Кто вы, собственно, такой, чтобы запирать меня в моей комнате? Хорошо, я уйду. И обещаю вам: пока вы здесь, я оттуда больше не выйду.
Она захлопнула за собой дверь и демонстративно щёлкнула задвижкой.
– Гастон, – смущённо пробормотала госпожа Альварес, – я потребую, чтобы Жижи извинилась перед вами, да, я потребую, а если придётся…
Гастон Лашай, не слушая, смотрел на захлопнувшуюся дверь.
– А теперь, тётушка, я хочу поговорить с вами по очень важному делу.
– Подведём итоги, – сказала тётя Алисия. – Значит, вначале он сказал: «Я буду баловать её, как…»
– Как не баловал ни одну другую женщину!
– Да, но всё это весьма туманно, типично по-мужски. Я бы предпочла, чтобы он сделал какие-нибудь уточнения.
– Уточнения тоже были, Алисия. Он же сказал, что даст Жижи состояние, чтобы она была не зависима ни от кого, в том числе от него самого, а сам будет при ней чем-то вроде опекуна.
– Да… да… Неплохо, неплохо… И всё-таки туманно, очень туманно…
Тётя Алисия ещё лежала в постели, седые локоны рассыпались по розовой наволочке. Занятая своими мыслями, она машинально завязывала и развязывала ленточку на своей ночной рубашке.
Госпожа Альварес, бледная и печальная в своей утренней шляпке, как луна, выглядывающая из облаков, скрестив руки, опиралась локтями об изголовье кровати.
– А ещё он сказал: «Я не хочу ускорять события. Прежде всего, я друг Жижи, её лучший друг. Я дам ей время привыкнуть ко мне». И добавил: «Я всё же не дикарь». Я никогда не сомневалась, что он джентльмен, истинный джентльмен.
– Да… да… Но джентльмен – это тоже довольно туманно. А что Жижи, ты говорила с ней?
– А что мне оставалось делать? Не могла же я в подобной ситуации обращаться с ней как с ребёнком, от которого прячут конфеты. Я сказала ей всё как на духу. Я сказала, что Гастон – это чудо, это божество, это…
– Н-да… – недовольно протянула Алисия. – Я на твоём месте объяснила бы ей, какую счастливую карту она вытянула, какую блестящую победу одержала, над какими соперницами может восторжествовать…
Госпожа Альварес сложила ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16