Представьте себе, она родила ещё троих! В общей сложности в этом году это уже девять. Я напишу господину Пио… К тому же котята совершенно неинтересные, сероватые, беспородные, сыновья какого-нибудь угольщика или белильщика… Но что поделаешь, это идёт ей на пользу.Она, как маленькая девочка, держит чашку обеими руками. Точно так одно мгновение, всего лишь одно мгновение она держала в саду Маркграфини мою послушно запрокинутую голову…– Клодина!– Что?Но я уже овладела собой и предпочитаю промолчать:– Нет, ничего…– Что «ничего», Анни?– Ничего… нового. Если хотите меня о чём-то спросить, спрашивайте.Её глаза лукавой школьницы меняются, теперь на меня смотрят проницательные и суровые глаза взрослой женщины.– Значит, я могу? Могу задать вам любой вопрос?.. Ладно? Ваш муж вернулся?Я сижу рядом с ней и, как в исповедальне, опускаю глаза на свои чинно сложенные ладони.– Нет.– Он скоро вернётся?– Через четыре дня.– Что же вы решили?Я тихо признаюсь:– Ничего, ничего!– Тогда объясните, что означает весь этот кавардак?Она подбородком указывает на дорожный сундук, раскиданную в беспорядке одежду, коробки… Я смущаюсь.– Так, всякие пустяки на осень.– Вот как?Она недоверчиво смотрит на меня… Я не выдерживаю. Пусть она осуждает меня, но пусть не думает, что я решилась на какой-то недостойный побег, на какое-то смешное похищение… И я начинаю быстро-быстро говорить, говорю ужасно бессвязно:– Понимаете… Марта сказала мне, что Ален и Валентина Шесне…– Ах, негодяйка!– Так вот, я приехала в Париж, и я… почти разломала бюро Алена, я нашла письма.– Чудесно!Глаза Клодины сверкают, она нервно комкает платок.Почувствовав её одобрение, я уже говорю не останавливаясь…– …я всё оставила валяться на полу, и письма, и бумаги, всё… Он найдёт их там, он узнает, что это я… Только больше я не хочу, не хочу, понимаете, я не настолько люблю его, чтоб по-прежнему оставаться с ним, я хочу уехать, уехать…Слёзы душат меня, я тороплюсь, поднимаю голову, чтобы набрать воздуха. Клодина нежно целует мои руки и спрашивает очень тихо:– Значит… вы хотите развестись?Я тупо смотрю на неё:– Развестись… но зачем?– Как это, зачем? Нет, она неповторима! Послушайте, ведь вы не хотите больше жить с ним?– Конечно, нет. А разве для этого необходим развод?– Ну а как же! Но это самый верный способ, хотя и не самый быстрый. Какой вы ещё ребёнок!Мне не до смеха, я всё больше и больше пугаюсь.– Поймите же, мне не хотелось бы снова его увидеть! Я же боюсь.– Сказано очень чётко. Чего вы боитесь?– Его… что он уведёт меня… что он станет со мной говорить, боюсь увидеть его… Он может быть очень злым…Я вся дрожу.– Бедная девочка! – не глядя на меня, еле слышно шепчет Клодина.Она глубоко над чем-то задумалась.– Что вы мне посоветуете, Клодина?– Это не так просто. Я сама не очень хорошо разбираюсь. Надо бы спросить у Рено…– Нет! – кричу я в ужасе. – Никому ни слова!– Вы очень безрассудны, детка. Послушайте… Вы хотя бы взяли письма этой дамы? – спрашивает она неожиданно.– Нет, – признаюсь я, совершенно сбитая с толку. – Но зачем? Они же не мне принадлежат!– Тоже мне довод! – И Клодина с презрением пожимает плечами. – Ах, чёрт, я ничего не могу придумать. А у вас есть деньги?– Да… Около восьми тысяч франков. Ален оставил мне много денег.– Я не об этом вас спрашиваю. У вас есть свои деньги, ваши личные средства?– Постойте, триста тысяч франков приданого, и потом, три года назад я получила в наследство после смерти моей бабушки Лажарис пятьдесят тысяч франков наличными.– Ну и ладно, с голоду вы не умрёте. Вас не слишком волнует, если позднее, при разводе, вам придётся взять вину на себя?В ответ я высокомерно качаю головой: «нет».– И меня тоже, – как-то странно говорит Клодина. – Тогда, дорогая моя девочка… уезжайте.Я молчу, не шевелясь.– Моя консультация, мой врачебный совет не вызывают у вас, Анни, прилива восторга? Оно и понятно. Но я ничего другого не могу найти, мне больше ничего не приходит в голову.Я поднимаю на неё полные слёз глаза и молча указываю на свой дорожный сундук, грубошёрстный костюм, высокие ботинки, плащ – ребяческое снаряжение великой путешественницы, приобретённое за эти последние дни. Она улыбается, но её чудесные глаза затуманиваются:– Вижу, вижу. Я поняла это сразу. Куда уезжает моя дорогая Анни, с которой я расстаюсь навсегда?– Не знаю.– Это действительно так?– Клянусь вам.– Прощайте, Анни.– Прощайте… Клодина…Прильнув к ней, я умоляю:– …скажите мне ещё…– Что, дорогая?– Что Ален не причинит мне зла, если догонит…– Он не догонит вас. Во всяком случае, в ближайшее время. Прежде чем вы встретитесь с ним, вам придётся повидать весьма неприятных господ со множеством всяких бумаг, а затем будет развод, всеобщее порицание и свобода…– Свобода… (Я говорю очень тихо, как и она.) А что свобода… Это очень тяжёлое бремя, Клодина? С ней трудно справиться? Или же это огромная радость, распахнутые дверцы клетки и весь мир будет принадлежать мне?Тряхнув кудрявой головой, она очень тихо отвечает:– Нет, Анни, всё это произойдёт не так скоро… А может, и никогда… У вас долго ещё останутся следы от цепей… А может быть, вы из породы тех женщин, которым суждено подчиняться? Но, есть нечто худшее. Я боюсь…– Чего же?Она смотрит мне прямо в глаза. Я вижу прекрасные глаза Клодины и слёзы, маленькие слезинки, застывшие на ресницах её золотистых глаз, не пожелавших озарить меня своим светом…– Я боюсь Встречи. Ведь вы должны встретить того человека, который пока ещё не встретился вам на вашем пути. Да, да, – продолжает она, увидев мой возмущённый жест, – он где-то ждёт вас. Это и справедливо, и неизбежно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44