Мне кажется, она что-то шепчет.– Это молитва, я обращаюсь к луне, – объясняет она. – Окажите мне помощь, Анни. Мне нужно письмо.– Письмо?– Да. Письмо… Epigraphion. Письмецо (искаж. греч.).

Очень хорошее письмо, которое вы продиктуете.– Но кому это письмо?– Другу… другу сердца.– О!Каллиопа трагическим жестом протягивает ко мне руки:– Клятвенно клянусь своими родителями, которых уже нет в живых, это только друг сердца!Я отвечаю на сразу. Мне бы хотелось узнать…– Но, дорогая, зачем для этого понадобилась вам я? Она заламывает руки, но лицо её совершенно спокойно.– Поймите меня! Это друг сердца, которого я люблю, да-да, люблю, клятвенно, Анни! Но… я не слишком хорошо его знаю.– Что?– Да! Он хочет на мне жениться. Он пишет страстные письма, а я answer, отвечаю очень мало, почему… я не умею очень хорошо писать.– Что вы мне тут рассказываете?– Чистую правду, клятвенно клянусь! Я говорю… два, three, четыре, five языков, достаточно, чтобы путешествовать. Но я не пишу. Особенно французский, он такой сложный… если я не нахожу нужного слова… Мой друг считает меня… образованной, необыкновенной, разносторонней женщиной, мне бы так хотелось казаться такой, как он меня считает! Без этого… как это говорите вы во Франции? Дело в табаке…Она мучается, краснеет, комкает свой платочек, пускает в ход всё своё обаяние. Я холодно размышляю.– Скажите, Каллиопа, кто оказывал вам эту услугу до меня? Ведь я же не первая…Она гневно пожимает плечами.– Один молоденький мальчик из моей страны, который очень хорошо писал. Он был… влюблён в меня. Я списывала его письма… но ставила другой род, вы понимаете…Это откровенное коварство должно было бы возмутить меня, а меня разбирает неудержимый смех. Это сильнее меня. Я не могу принимать Каллиопу всерьёз– даже в роли грешницы. Она обезоружила меня. Я раскрываю бювар.– Присаживайтесь, Каллиопа, попробуем. Хотя… вам не понять, как непривычно для меня писать любовное письмо… Ну что же вам надо сказать?– Всё! – благодарно восклицает она с присущей ей страстностью. – Что я люблю его!.. Что он так далеко… Что жизнь моя утратила аромат… что я чахну… Одним словом, всё, что обычно говорят в таких случаях.…Что я люблю его… что он так далеко… Я уже писала об этом, но напрасно. Сидя за столом рядом с Каллиопой, глядя на её унизанные кольцами руки, я диктую, словно во сне.– «Мой бесконечно дорогой друг».– Это слишком холодно, – прерывает меня Каллиопа. – Я напишу: «Моя душа, плывущая по волнам!»– Как хотите… «Моя душа, плывущая по волнам»… Я так не могу, Каллиопа. Дайте мне ручку, затем вы перепишете и исправите, как вам захочется.И я пишу как в лихорадке:
Моя душа, плывущая по волнам, Вы покинули меня, и я напоминаю дом, оставшийся без хозяина, где ещё горит позабытая кем-то свеча. Она пока горит, и прохожие думают, что в доме ещё кто-то живёт, но не пройдёт и часа, как пламя начнёт меркнуть, а затем и совсем погаснет., если только другая рука не вернёт ему блеск и силу…
– Нет, нет! Так не надо! – вмешивается Каллиопа, склонившись над моим плечом. – Нехорошо: «другая рука»… Напишите «та же рука».Но я не в силах больше писать. Положив голову на стол, я внезапно разражаюсь рыданиями, досадуя на себя, что не сумела сдержать слёз… Игра плохо закончилась. Славная маленькая Каллиопа понимает – правда, не совсем правильно – причину моих слёз, она обвивает мою шею руками, обдаёт своими духами, согревает своим сочувствием, сетует на себя, огорчённо восклицает:– Дорогая! Psichi mou! Душа моя (греч.).

Какая я плохая! Я не подумала, что вы сейчас одна! Дайте мне письмо, хватит. Я больше не хочу. Впрочем, этого достаточно. Начало есть, и дальше можно менять, я поставлю palazzo Дворец (итал.).

вместо «дома», а во французских романах найду остальное.– Простите меня, дружочек. Надвигающаяся гроза страшно расстроила мои нервы.– Нервы! Если бы всё дело было в нервах, – глядя в потолок, говорит наставительно Каллиопа. Её спокойный и циничный жест так странно договаривает остальное, что я невольно улыбаюсь. Она смеётся.– Ведь это так? Addio, Прощайте (итал.).

many thanks, Пребольшое спасибо (разговорн. англ.).

и простите меня. Я беру с собой начало письма. Не расставайтесь с мужеством.Она уходит, снова возвращается, просовывает в дверь свою головку лукавой богини:– И я даже спишу его два раза! Потому что у меня есть ещё один друг.
«Воды Арьежа, содержащие в себе соли и серу, особенно рекомендуются при хронических кожных заболеваниях…»Клодина читает вслух маленькую брошюрку с очень заманчивой яркой обложкой, которую администрация водолечебницы преподносит всем посетителям. В последний раз мы слушаем жалкий оркестр, который всё время с мрачным упорством, без всяких нюансов играет фортиссимо. В антракте между исполнением «Драгунов» Виллара и «Маршем» Арманда Полиньяка Клодина, не спросив нашего согласия, знакомит нас с целебными свойствами серных источников и тут же вставляет свои комментарии. Дикция у неё прекрасная, она словно читает лекцию, сохраняя полную невозмутимость.Её белая кошечка на поводке спит на плетёном соломенном стуле. «Приходится платить за стул два су, как для человека, – объявила Клодина, – на железном стуле она не может спать, у неё зябнет зад».– Сейчас мы с вами сыграем в интересную игру! – восклицает она вдохновенно.– Я бы поостерёгся играть, – мягко говорит её муж и с нежностью смотрит на неё. Он курит душистые египетские сигареты, говорит очень редко, безучастен ко всему, вся его жизнь словно сосредоточилась в той, которую он называет «своим милым ребёнком».– Чудесная игра! По вашим лицам я стану отгадывать, кто из вас какие болезни здесь лечит, и если я ошибусь, то отдам вам свой фант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44