Но его робкая ласка словно оскорбляет меня, я начинаю дрожать, и мысли мои принимают греховное направление… Почему-то моё полуобнажённое тело напоминает мне принимающую душ Марту, то наслаждение, которое ей доставляют бьющие по ней струи воды, а ещё – розовато-белое тело Алена… Того Алена, который является мне только во сне… Чтоб избавиться от этого наваждения, – действительно ли чтоб от него избавиться? – я соскакиваю с кровати и достаю из комода последнюю фотографию Алена.Но что это?.. Может, теперь я сплю? Мне кажется, что этого красивого молодого человека я вижу впервые… Сурово нахмуренные брови, надменная петушиная поза… Полно, я ошибаюсь, во всём виноват фотограф, он, видимо, неудачно отретушировал портрет..Но нет, этот человек – действительно мой муж, он находится далеко в море. Я дрожу перед его портретом, как дрожу перед ним самим. Покорное создание, не чувствующее даже того, что его посадили на цепь, – вот что он из меня сделал… В полном смятении я упорно пытаюсь найти в нашем прошлом, в нашей супружеской жизни хоть одно воспоминание, способное вновь меня обмануть, вернуть мне того Алена, который, как мне казалось, был моим мужем.Ничего я не нахожу, ничего… лишь свою безграничную покорность забитого ребёнка и его недобрую, снисходительную усмешку… Мне страстно хотелось бы поверить, что всё это привиделось мне во сне или что я просто брежу… Ах, бессердечный, бессердечный Ален! Когда он причинил мне больше зла – когда отправился в своё путешествие или когда в первый раз заговорил со мной?
В комнате Марты – она гораздо больше моей – мы сидим с закрытыми ставнями и ждём Клодину и Каллиопу, которые должны прийти к нам на чай. Клодина, приехавшая с мужем вчера вечером, в виде исключения придёт одна, поскольку Марта решила сегодня «отдохнуть» и не пожелала видеть мужчин. Она «отдыхает», не может усидеть на месте, вертится перед зеркалом в своём ярко-зелёном, невыносимо зелёном муслиновом платье, которое особенно подчёркивает белизну её кожи и огненный оттенок её пушистых волос. К вырезу лифа приколота самая обычная, большая благоухающая розовая роза. Марта всегда удачно сочетает в своих нарядах яркие и очень идущие ей цвета.Я нахожу, что она очень возбуждена, у неё грозный взгляд и грустная складка у рта. Она садится к столу и что-то быстро пишет карандашом на белом листке бумаги, бормочет какие-то цифры: «…здесь, по два луидора в день… полторы тысячи франков Гунту по возвращении в Париж… да ещё этот кретин хочет, чтоб мы обязательно на обратном пути побывали в Байрете… Да, сложная штука жизнь!»– Ты мне что-то сказала. Марта?– Собственно, я не тебе. Я говорю, что жизнь сложная штука.– Сложная… вполне возможно.Она пожимает плечами.– Да. «Вполне возможно». Вот если бы тебе нужно было найти пятьсот луидоров…– Пятьсот луидоров?– Не пытайся сосчитать, это составляет десять тысяч франков. Если бы тебе надо было… хоть из-под земли достать подобную сумму, что бы ты сделала?– Я… я бы написала банкиру… и Алену.– Как всё просто!Она говорит так сухо, что я задаюсь вопросом, уж не обидела ли я её.– Как ты это странно сказала. Марта. А что, тебе… тебе нужны деньги?Её жёсткие серые глаза смотрят на меня с сочувствием.– Ах ты, бедная моя чернушка, мне даже жаль тебя. Ну конечно же, мне нужны деньги… Всегда нужны, всегда!– Но, Марта, я думала, что вы богаты! Романы Леона не залеживаются на полках, к тому же твоё приданое..– Конечно, конечно. Но ведь есть-то надо. «Шатобриан» Так называется во Франции мясное блюдо, впервые придуманное поваром французского писателя Франсуа Рене де Шатобриана (1768–1848).

в этом году стоит бешеных денег. Так что представляешь себе, как трудно приходится женщине, имеющей тридцать тысяч годового дохода на всё про всё, если она хочет прилично жить?Я размышляю несколько мгновений, делаю вид, что подсчитываю.– Да, конечно… это должно быть маловато. Но в таком случае, Марта, почему же ты мне…– Я тебе?..– Почему ты не скажешь мне? У меня есть деньги, и я была бы только рада…Она награждает меня поцелуем, звонким как шлепок, и дёргает за ухо.– Ты очень мила. Я не отказываюсь. Но не сейчас. Подождём, у меня есть ещё кое-какие возможности, надо попробовать. А тебя я оставлю на крайний случай. А потом… это даже развлекает меня – вести неустанную войну с деньгами, утром я просыпаюсь и вижу неоплаченный счёт, который мне присылают уже в десятый раз, и говорю себе, глядя на свою пустую ладонь: «Сегодня вечером в этой ручке должно лежать двадцать пять луидоров».Поражённая, я смотрю на эту маленькую Беллону, похожую в своём зелёном платье на кузнечика… «Воевать, бороться»… какие странные, пугающие слова, сразу представляешь себе напряжённые мускулы, угрожающие жесты, кровь, торжество победы… Я стою перед ней в полной растерянности, бессильно опустив руки, и думаю о своих недавних слезах перед фотографией Алена, о своей загубленной жизни… Но вдруг меня охватывает смятение.– Марта… как же ты тогда поступаешь?– Что ты хочешь сказать?– Как же ты поступаешь, когда тебе так нужны бывают деньги?Она улыбается, отворачивается, потом снова смотрит на меня отсутствующим и мягким взглядом.– Когда как… занимаю деньги у издателя Леона… улещиваю портного… или же стараюсь его припугнуть… К тому же бывают и неожиданные поступления.– Ты хочешь сказать, тебе возвращают деньги, которые тебе были должны, которые брали у тебя в долг?– Да, вроде этого… Я слышу голос Клодины; с кем это она там разговаривает?Марта подходит к двери и выглядывает в коридор. В тяжёлом раздумьи я слежу за ней взглядом… Впервые в жизни я притворилась наивной дурочкой, вела себя как какая-нибудь Роз-Шу… «Неожиданные поступления!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44