– Ну и достанется вам от Марты, Леон. Он привычно и устало пожимает плечами.– Как продвигается ваш роман?Он поглаживает бородку, она у него клином, и отвечает со сдержанной гордостью, едва заметной, как и его талант.– Неплохо… не хуже предыдущих.– Расскажите, чем всё там закончится.Леон ценит во мне снисходительную, благодарную слушательницу, которая выказывает хоть немного интереса к его рассказам о великосветских любовных романах, самоубийствах благородных героев, о разорившихся принцах…– Развязка мне самому ещё не совсем ясна, – вздыхает бедный Леон. – Муж сумел вернуть к себе жену, но она уже почуяла запах свободы и упирается, она чувствует надвигающуюся бурю. Если она смирится и останется с ним, это будет более литературно, но если она снова сбежит, то, как предсказывает Марта, роман будет иметь хороший сбыт.У Леона от тех времён, когда он был ещё журналистом, осталось несколько выражений, которые меня шокируют.– Одним словом, – резюмирую я, – ей бы хотелось сбежать.– Ещё бы!..– Так пусть же она уходит…– Но почему?– Потому что она «почуяла запах свободы»… Леон негромко смеётся, пересчитывая написанные страницы.– Странно слышать такое от вас… Марта ждёт вас в кондитерской «У Фрица», – добавляет он, снова берясь за перо. Вы не станете сердиться на меня, деточка, за то, что я вас прогоняю. Роман должен выйти в октябре, а потому…Он указывает на слишком ещё тонкую стопку исписанных листков.– Работайте, мой бедный Леон.– Шарль, на Вандомскую площадь.Марта без ума от этого файф-о-клока «У Фрица». Я же предпочитаю свой скромный afternoon tea Послеполуденный чай (англ.).

на улице Инди, его зал с низкими потолками, где пахнет кексом и имбирём, его посетительниц, старых англичанок с ожерельями из искусственного жемчуга и дам полусвета, назначающих здесь свидания.Но Марте нравится «У Фрица» длинная белая галерея, которую она пересекает близоруко щурясь, словно отыскивает кого-то, будто её пронзительные серые глаза не успели, едва она переступила порог, осмотреть и оценить всех присутствующих, отыскать знакомые лица, которых она больше не упустит из виду, внимательно изучить фасоны шляп, которые она безошибочно скопирует дома…Какое отвратительное у меня настроение! Как зло сужу я о своей золовке, а ведь только в её обществе, с тех пор как уехал Ален, я чувствую себя уютно и отвлекаюсь от грустных мыслей… По правде говоря, дело в том, что меня буквально трясёт всякий раз, когда мне нужно пройти одной по этой страшной галерее «У Фрица» под беспощадно-насмешливыми взглядами посетителей, сгорающих от желания растерзать своего ближнего.И сегодня, как и всегда, я бросаюсь вперёд с отчаянной храбростью болезненно застенчивых людей, быстро прохожу по большому залу, с ужасом думая: «Сейчас я споткнусь, зацепившись ногой за собственное платье, у меня подвернётся нога… у меня расстегнулась застёжка на юбке или выбилась прядь волос на затылке…» Охваченная этими страхами, я пролетаю мимо Марты, не заметив её.Она ловит меня ручкой зонтика и смеётся так громко, что я готова умереть от смущения.– За кем ты бежишь, Анни? Ты похожа на женщину, которая впервые пришла на свидание… Усаживайся рядом, дай мне зонт, сними перчатки… Ну наконец-то! На этот раз ты спасена! Для женщины, только что испытавшей страшные муки, ты неплохо выглядишь. Страх тебе к лицу. От кого ты хотела спастись?– Ото всех на свете.Она смотрит на меня с обидной жалостью и сокрушённо вздыхает.– Боюсь, мне так и не удастся сделать из тебя что-нибудь путное. Тебе нравится моя шляпка?– Очень.Я ответила не раздумывая. Я не успела прийти в себя и даже не взглянула на Марту. Шляпка, вернее, чепчик под Шарлотту Корде из плиссированного муслина живописно обрамляет лицо моей золовки. Во всяком случае, это явная удача. Платье из тонкого батиста с неизменным платком, из-под которого выглядывает её молочно-белая шея, дополняют её наряд, настоящий маскарадный костюм 1793 года. Всё тот же стиль Марии-Антуанетты, но Марии-Антуанетты в тюрьме Тампль. Я бы никогда не посмела появиться на людях в таком виде.Довольная успехом, она обводит присутствующих пронзительными глазами, взгляд которых способны выдержать лишь немногие мужчины, весело грызёт сухарики, поглядывает по сторонам и болтает, болтает без умолку; в её присутствии я чувствую себя увереннее, хотя от её разговоров у меня кругом идёт голова.– Ты была у нас?– Да.– Видела Леона?– Да.– Он работал?– Да.– Ничего не поделаешь. Надо, чтоб роман увидел свет в октябре: у меня столько неоплаченных счетов… Есть вести от Алена?– Телеграмма… Телеграфирует, что выслал письмо.– Знаешь, мы уезжаем через пять дней.– Как скажешь, Марта.– «Как скажешь» – ой, какая с тобой тоска, мой бедный друг! Обернись скорее, взгляни на Роз-Шу. Её шляпка никуда не годится!Шляпы занимают важное место в жизни моей золовки. Впрочем, Марта права, шляпа Роз-Шу (красивой и цветущей, даже слишком цветущей особы, которая, как говорит Клодина, с неба звёзд не хватает) безнадёжно испорчена!Марта вся дрожит от радости.– И она хочет нас уверить, что тратит бешеные деньги на шляпы, что заказывает их у Ребу. Шесне, её лучшая подруга, сама говорила мне, что Роз-Шу выпарывает тульи от шикарных шляп своей свекрови и пришивает к ним поля.– Ты этому веришь?– Сперва следует допустить такую возможность, а потом мы всегда успеем разобраться… Какая удача! Пришли Рено-Клодина, позовём их к нашему столику. С ними ещё Можи.– Но, Марта…– Что «но»?– Ален не хочет, чтобы мы часто встречались с Рено-Клодиной…– Я это прекрасно знаю.– Значит, я не должна…– Но твоего благоверного нет здесь… а ты – моя гостья, так что всю ответственность я беру на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44