Фьора даже не знала, кому из офицеров какой подарок принадлежал. Сейчас она просто отдыхала и приходила в себя после путешествия по Египту.
По утрам Фьора в сопровождении Леонарды выходила на заднюю палубу и, усевшись у борта, смотрела, как, пеня волны, летел под всеми парусами фрегат «Эксепсьон». «Санта-Маддалена» немного отставала, но держалась в пределах пары миль.
Корабли шли вперед целый день и целую ночь. А ровный и сильный ветер все время дул им в корму.
Казалось, фрегат сам летит вперед, и не нужно травить всевозможные снасти или переносить топселя. Матросы, которых на фрегате было около трех десятков, несли вахту или драили палубу.
Фьора заметила, что несколько солдат гвардейской полуроты все время дежурили возле входа в оружейный трюм и на верхней палубе рядом с капитанским мостиком. Ничего особенного в этом не было, если только не считать, что на фрегате и без того была строгая дисциплина.
За малейшую провинность матросов подвергали экзекуциям. С этого начиналось каждое утро. Обычно экзекуция состояла из ударов плетью. За более серьезные прегрешения могли и повесить на рее или вышвырнуть за борт на съедение акулам, которыми тогда кишело море, особенно у берегов Египта.
Матросы жили в тесных кубриках на носу судна. Там же располагался камбуз, готовивший для них еду. Для офицеров еду готовили отдельно, и даже сравнить ее с матросской было нельзя.
Офицеры ели с серебряной посуды, а матросы обходились деревянными мисками.
Иногда до Фьоры, сидевшей на корме, доносилось отвратительное зловоние – запах с матросского камбуза. Тогда она поднималась и уходила в свою каюту.
В состав экипажа фрегата «Эксепсьон», кроме матросов и офицеров, входили также капеллан – отец Бонифаций, престарелый доминиканский монах, и лекарь, больше смахивавший на шарлатана, де Шарве.
Отец Бонифаций отличался тем, что умел спать даже во время ежедневной утренней молитвы, а мессир де Шарве из всех, известных ему, способов лечения, предпочитал кровопускание и установку клистирной трубки с целью промывания желудка.
К счастью, Фьоре пока не приходилось пользоваться услугами ни отца Бонифация, ни мессира де Шарве, поскольку, буквально с каждым часом, она ощущала, как силы возвращаются к ней.
Хотя солнце жарило неимоверно, и на небе не было ни единого облачка, в каюте Фьоры было прохладно.
Матросам приходилось похуже. Каждый раз перед началом вахты они выходили на палубу, раздевались и окатывали друг друга морской водой.
Иногда появлялись летучие рыбы, а иной раз рядом с бушпритом, провожая фрегат, мчалась дельфинья семья.
Однажды Фьоре удалось даже полакомиться мясом дельфина, когда одному из офицеров посчастливилось поймать с бушприта красавца с темно-серой гладкой кожей.
Ощущение какого-то безоблачного блаженства посетило Фьору. Она восхищенно разглядывала раздувающиеся паруса, смотрела на пенистый след корабля, на его высокий бег по высоким волнам, которые двигались вместе с ним.
Над фрегатом раскинулось синее безоблачное небо, повторяющее оттенки моря, которое под форштевнем блестело и отливало, как голубой атлас. И лишь по горизонту протянулись легкие перистые облака, неподвижные, точно серебряная оправа яркого бирюзового свода.
Иногда Фьору охватывало лирическое настроение, и тогда она брала лютню и пела песню о любви:
Дворец вознесся в вышину, где лето
Сияет вечно, мраморные стены
Окружены прохладнейшей листвою
А в ней поют прекраснейшие птицы
В чьих песнях имя прозвучит твое.
И в полдень, скрывшись в зарослях тенистых
Мы будем удивляться: как же может
Земля несчастной быть, когда дарует
Нам небо молодость, любовь и счастье.
Читать мы будем только те из книг
Которые нам о любви расскажут
И посмеемся: до чего же плохо
Мы переводим скудной прозой слова
Прекрасную поэзию сердец
Таких, как наши. А когда на землю
Ночь спустится и ярко вспыхнут звезды
Гадать с тобой мы будем: а какая
Нас приютит в тот миг, когда с любовью
Бессмертие совьется.
В такие минуты Фьора ловила на себе множество безумных взглядов, от которых ей становилось не по себе. Может быть, она все-таки совершила ошибку, согласившись плыть на Крит не с добрейшим сеньором Гвиччардини на «Санта-Маддалене», а здесь, на военном корабле.
Фьора знала, почему старый торговец и банкир решил плыть на «Санта-Маддалене»: сеньор Гвиччардини скрывал от французов, что везет с собой золото.
К слову, французы тоже кое-что утаили, но об этом Фьора узнает гораздо позже.
* * *
Два дня «Эксепсьон» и «Санта-Маддалена» шли к острову Крит при попутном ветре, не теряя друг друга из виду. По ночам на корме французского фрегата зажигались красные фонари, чтобы на «Санта-Маддалене» не потеряли из виду головной корабль.
Однако, буквально за несколько минут «Эксепсьон» и «Санта-Маддалена» потеряли друг друга. Это случилось во вторую ночь плавания, когда фрегат на полном ходу вошел в полосу тумана. Огромный корабль вдруг погрузился в него, и он скрыл фрегат, окутав его своей влажной плотной завесой.
Внезапность перемены была поразительна. Мгновение назад корабль мчался, освещаемый последними солнечными лучами, над мачтами висело темно-синее небо, и далеко-далеко до самого горизонта море шумело и катило свои волны.
И вдруг, в мгновение ока, солнце словно загасили навечно. Небо исчезло, даже верхушки мачт пропали из виду, и вокруг опустилась серая пелена.
Такое бывает на море в тех местах, где теплое течение сталкивается с холодным.
Сырая мгла стояла вокруг, как стена дождя. Волосы матросов, одежда – все покрылось сверкающими блестками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149