Насколько ни была дикой эта мысль, в данном случае она была наиболее правдоподобной: этой дорогой никогда не пользовались караваны тамкаров, да и отряды царских воинов или местного сатрапа также избегали ее. Второй мыслью в голове Губара, когда, приподнявшись с чепрака, он убедился, что молодые воины спят, была мысль о том, что по глухой горной тропинке идет отряд бежавших от своего хозяина рабов; похитив где-то лошадей, они пытаются тайком перебраться из пределов Мидии в Персию, и далее, опять-таки избегая обжитых мест, к себе на родину.
Другого объяснения Гудар найти не мог.
Встреча с беглыми рабами всегда опасна, не поднимающие глаз дорого продают приобретенную после побега свободу. Но Губар никогда не был трусом, к тому же кровь рабовладельца вскипела в нем и ударила в голову. Если эта догадка соответствовала истине, следовало послать одного из сопровождавших его воинов в ближайший гарнизон, чтобы там организовали погоню за непожелавшими смириться со своей участью. И он стал тихо, стараясь не издавать лишнего шума, спускаться вниз. Он выбрал себе такое место для наблюдения, откуда часть тропинки от родника до очередного поворота открылась перед ним, словно на ладони, в то время как самого его увидеть снизу, было почти невозможно.
Всадников еще не было видно, но, судя по звукам, они приближались с той стороны, куда направлялся Губар со своим небольшим отрядом. Вот из-за поворота показался первый всадник, за ним второй, третий... Один за другим выезжали всадники на узкую тропинку, растянувшись в цепочку, и Губар без труда определил по их приплюснутым сверху шапочкам и желтому оперению стрел, торчащих из высоких колчанов, что перед ним сарангии. Только передний всадник отличался своим одеянием. Он был в простом шерстяном хитоне, с сутулых плеч ниспадал короткий дорожный плащ. Он почти что не был вооружен, только акинак с блестящей на солнце рукоятью висел у него на поясе.
Еще не разглядев самого всадника, Губар узнал его коня. Это был благородный нисейский скакун Прексаспа. Оросанг Камбиза недаром гордился отменной выездкой и торчащими кверху ушами скакуна, - конь стоил целого стада баранов!
"Прексасп? Что делает в этом забытом богами и людьми ущелье знатный вельможа, который, как мне известно, направился в поход на египтян?" удивился Губар. Он забыл, кому именно, если верить письму из курьерской сумки, поручил необузданный Камбиз убить своего брата. Но тут же ровные строчки письма, прочитанные утром, всплыли в его памяти, и он, уже собиравшийся окликнуть Прексаспа и выйти из своего укрытия, вновь притаился, как охотник в ожидании дичи, а затем лег в траву, чтобы кто-нибудь из всегда бдительных сарангиев не обнаружил его.
"Но Прексасп возвращается из Сикайтавати! - молнией сверкнуло в его голове. - Значит, он уже успел выполнить приказ нашего владыки и теперь торопится в Мемфис, чтобы обрадовать Камбиза! Прексасп избирает необжитые места, где никто из случайных встречных не сможет узнать его, чтобы в дальнейшем, некоторое время спустя, сопоставить убийство царевича с появлением на границе Персии с Мидией знатного вельможи, того, кто обязан находится сейчас в далеком Египте, на берегу Пиравы, и разделять все опасности с царем персов и мидян! А может быть, Прексасп узнал, благодаря случайности о том, что царевич предупрежден своим доброжелателем и готов схватить убийцу, и поэтому вынужден возвращаться к своему властелину ни с чем?!"
В любом случае Прексаспу не следовало встречаться с Губаром на этой узкой тропинке, которая ведет в Сикайтавати.
Губар не чувствовал ни малейшей досады при мысли, что ему не удалось предупредить Бардию, и тот, по всей видимости, уже мертв. Напротив, такой исход устраивал его больше, чем какой-либо другой. Когда владыка вернется в Персиду из победоносного похода, Губар покажет ему письмо неизвестного автора и обрисует события так, будто благодаря ему, всегда преданному своему господину, этот свиток не побывал в руках Бардии, и лишь благодаря ему, Губару, царевич не предпринял необходимых мер, чтобы отвести от себя руку убийцы.
Но сейчас следовало убедиться, ушел ли царевич в страну мертвых. Если Бардия жив, Губар вручит ему свиток, если же тело его уже отдано диким зверям и хищным птицам, ничего не остается, как ждать возвращения с берегов Пиравы грозного Камбиза, не остановившегося перед убийством родного брата.
Отряд сарангиев, возглавляемый Прексаспом, скрылся среди многочисленных деревьев; вот уже и цокот копыт стих в отдалении, заглушенный непрерывным птичьим гомоном. Губар вернулся на стоянку, разбудил своих сладко посапывающих во сне телохранителей, и некоторое время спустя они продолжили свой путь.
В крепости, воздвигнутой еще при Киаксаре руками урартян, взятых в плен во время похода этого воинственного царя Мидии в пределы Урарту, текла повседневная мирная жизнь, словно в ней не произошло ничего необычного, достойного внимания людей. А открытые ворота, когда к ним подъехал со своим небольшим отрядом Губар, въезжала с невыносимым скрипом тяжелогруженная, запряженная двумя онаграми, повозка; по грубоплетенной, в кровавых пятнах рогожке, прикрывающей две коровьи туши, ползали крупные, с зеленым отливом, мухи. На крепостной стене, выложенной из массивных каменных блоков, удлиненными язычками рыжего пламени блестели на солнце острия копий, а во дворце крепости лениво переругивались, словно им давно надоело это пустое занятие, две пожилые, с вылинявшими от времени волосами, женщины-рабыни, стиравшие на воинов.
Начальник крепости, мидиец, сухопарый старик, сидел на корточках перед входом в жилые покои и гибкой хворостиной почесывал за ухом огромного пса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56