Даже премьер-министра попросили прокомментировать события в доме, и он искренне обещал «прислушаться к этим людям», «если возможно, понять их боль», и тогда огласить свое мнение в палате.
Многие недоумевали, почему семи «арестантам» разрешили продолжать игру, но если отбросить эмоции, для прекращения программы не было никаких оснований. Все понимали, что один из них – убийца, однако полиция не располагала уликами, чтобы выдвинуть обвинение. Поэтому участников шоу освободили, и каждый был волен поступать так, как хотел. И тут же выяснилось, что все пожелали вернуться в дом.
Кое-кто из недоброжелателей вспомнил закон, запрещающий всякому лицу получать выгоду от освещения средствами массовой информации его преступлений. Но разве речь о выгоде? «Арестантам» ничего не платили за пребывание в доме. И какое, позвольте спросить, они совершили преступление? Шестеро из них невиновны, а личность убийцы покрыта мраком тайны. Когда вина одного из них будет доказана, им запретят появляться на телеэкране. А до той поры передачу запретить невозможно.

День двадцать восьмой. 6.50 вечера

– Хрен с ним, давайте продолжать.
Первым высказался Гарри. Он был закаленным бойцом со стажем, и его не воротило в туалете, оттого что там кого-то зарезали.
– Мне не раз приходилось отливать в сортирах с кровью на полу. – Гарри прикинул, насколько эффектна его реплика, и только тут вспомнил, что находится не в доме и впервые за месяц на него не наведен объектив. – И ни хрена! Ничего страшного!
Джеральдине удалось перехватить уставших, измученных «арестантов», когда они выходили из полицейского участка, и загнать в микроавтобус. Это оказалось непростым делом. Как только отворилась дверь, на них посыпались заманчивые предложения. Плохо ли, сто тысяч за интервью на месте. К счастью, Джеральдина прихватила с собой мегафон и не постеснялась им воспользоваться.
– Вы получите намного больше, если заключите коллективную сделку! – крикнула она. – Полезайте в автобус!
С помощью десятка здоровенных охранников, которых Джеральдина предусмотрительно привезла с собой, она затолкала драгоценных подопечных в салон. И пока полиция пыталась расчистить дорогу, они сидели смирно, как паиньки. А снаружи щелкали и жужжали сотни камер, к стеклам тянулись микрофоны, и отрывистые вопросы сливались в единый, нестройный гул.
«Как вы думаете, кто это сделал?», «Что вы сейчас чувствуете?», «Она заслужила то, что с ней случилось?», «Это убийство на сексуальной почве?».
Даже в автобусе Джеральдине пришлось прибегнуть к мегафону, чтобы привлечь к себе внимание.
– Слушайте меня! – гаркнула она.
Семеро контуженых подопечных послушно повернулись.
– Я понимаю, что вы горюете о Келли, но надо знать свою выгоду. Посмотрите в окна! Здесь вся мировая пресса. Они засуетились не ради Келли. Им нужны вы! Задумайтесь об этом.
Пока «арестанты» пребывали в раздумьях, микроавтобус тронулся с места и поплыл сквозь море орущих репортеров.
– Вспомните, зачем вы ввязались в это дело, – продолжала Тюремщица. – Зачем написали заявления «Любопытному Тому»?
«Арестанты» смутились: перед началом шоу было придумано множество всяких причин – «Развить себя как личность», «Испытать характер», «Открыть новые горизонты приключений», «Обрести цель и побыть ролевой моделью».
Все прекрасно заучили пароли и то, что от них ожидали услышать. Новый язык праведного самооправдания. Сплошная чушь, и Джеральдина это знала. Она понимала, почему получила от этих людей заявления, и никакая лукавая «нью-эйджевая» болтовня не могла скрыть истинных намерений. Они хотели прославится. И поэтому Тюремщица не сомневалась, что все как миленькие вернутся обратно в ее «Зазеркалье».
Микроавтобус вырвался из толпы у полицейского участка, и в тот же миг за ним устремились папарацци на мотоциклах. Опьяненные погоней, они закладывали немыслимые виражи, пренебрегая собственной безопасностью и рискуя жизнью других.
– Итак, – гаркнула Джеральдина, – оставим на время вопрос, кто убил… как получилось, что наша несчастная Келли отошла в мир иной. Обсудим другое: какие возможности перед вами открывает ее печальный уход? Я говорю о славе вне всяких границ и сверх самых диких мечтаний. Программу начнут транслировать на весь мир – не вопрос. К тому времени, когда вы покинете дом, ваши лица станут узнавать в каждом городе, в каждой деревне, в каждом доме планеты. Подумайте об этом, ребята. Если вы разойдетесь сейчас, о вас через неделю забудут. Заколотите по нескольку тысчонок на рассказах о Келли – вот и все. Но если будете держаться вместе и вернетесь в дом, станете главной темой на долгое время.
– Вы хотите сказать, что зрители будут гадать, кто из нас убил Келли? – спросила Дервла.
– Непременно, – согласилась Тюремщица. – Но полиция тоже делает свое дело, и это играет на вас. Прибавьте человеческий аспект: всем интересно, как вы уживетесь после перенесенного потрясения. Поверьте, наша программа получит статус лучшего телешоу века.
Она видела, что «арестанты» колеблются: страх и восторг владели ими одновременно.
– Мне кажется, нам лучше какое-то время побыть дома, – пробормотала Сэлли. Никто еще не слышал, чтобы она говорила настолько тихо.
– И я о том же! – обрадовалась Джеральдина.
– Я имела в виду настоящий дом.
– Вот оно что… Черт подери! Но дом «Любопытного Тома» – и есть ваш настоящий дом! – В жизни Тюремщицы все определяла работа, и она не могла представить, что кто-то из участников самого грандиозного телешоу до того, как появиться у нее, готовил тосты с «Мармайтом»[40] и мог всплакнуть на кушетке, жалуясь матери на жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101