Иногда во время прогулок в этом абсурдном районе Бассу даже казалось, что он улавливает это «нечто». Он не мог выразить это словами — Старый Город будил ассоциации. Например, однажды это было воспоминание о том, как в детстве он учился рисовать. Маленький, даже микроскопический домик в центре огромного листа. Тот же рисунок на следующем листе: маленький прямоугольник с другими прямоугольниками-окнами внутри, и огромное белое пространство вокруг. И терпеливые объяснения искина-гувернёра, ставшего в этот день говорящим мольбертом. «Нет, Басти, мне не жалко листов, ведь я лишь имитирую их для тебя. Но почему ты рисуешь одно и то же, и только одним цветом? И почему такое маленькое, словно тебе дали лишь клочок бумаги, а не целый большой лист?»
Наверное, люди, построившие даунтаун, испытывали нечто похожее, когда перед ними открылся чистый лист нового континента.
То, что называли реконструкцией, началось лишь тогда, когда от Старого Города остался лишь клочок. Ещё немного, и реконструировать было бы нечего. Поколение переселенцев сменилось поколением молодых, энергичных аборигенов, и соседние районы стали потихоньку подгрызать полузаброшенный даунтаун. За ночь нанодеструкторы съедали целые кварталы из строительного суперкоралла, заменившего железобетон. Тормозила процесс только человеческая бюрократия — многие здания, даже будучи заброшены, формально оставались чьей-то собственностью.
Тем не менее, спустя годы от бывшего центра осталось лишь несколько кварталов вдоль трех первых улиц. На набережной, названия которой никто уже не помнил — слишком длинная французская фамилия — старые дома были пониже и поразнообразнее. Зато на соседней с ней Параллели двумя рядами циклопических зубов торчали самые высокие небоскрёбы, режущие глаз прямыми углами и депрессивным цветом стен. Перпендикулярно шёл вглубь континента обрывок Розового Бульвара. Он начинался там, где из набережной выдавался в море Мыс Двух Камней, и заканчивался через милю после пересечения с Параллелью. Все, что осталось от места, Откуда-Все-Начиналось.
Первая волна моды на неоархаику зацепилась за этот последний клочок прошлого, когда и он уже таял. Но зацепилась крепкими руками людей, которые, как и Басс, не могли выразить словами, но знали об ассоциациях. И решили сделать на этом бизнес. Старый Город, который спокойно умирал и тем был интересен, как гнилая, но ещё не порванная нитка связи с прошлым, превратился в чистый кукольный городок-имитацию. Что может быть мертвее покойника? Только музей, где выставлен раскрашенный покойник.
— Раньше был порядок, — не унимался Марек. — Авторское право, корпи и все такое. Даже тех рогаликов, что пропагандировали свободное копирование, поджарили быстро. Но тут нашлась пара острых перцев. Просекли, откуда мясом пахнет. Взялись за дело серьёзно, умников наняли — а те и рады, сварили им новую концепцию. Дескать, анархия это конечно плохо, но вот «нетуральный обмен», то бишь обмен с использованием Сети — это просто праздник. Все вещи сохраняют свою истинную ценность, не нивелируются одной денежной ценой. Раньше, мол, нельзя было обменом жить, потому что не притащишь земельный участок на меновую площадь. А теперь пожалуйста, отсканируй и тащи точную виртуальную модель куда хочешь, пусть щупают и нюхают. Плюс многофакторный поиск, плюс удобство персональных контактов. Вот тебе и нетуральный обмен безо всяких денег. А за ним и шара — благо обычное корпи уже никому не удержать, все копируют как хотят. Но зато, если хочешь в каталог попасть или в искалку — только через шару какой-нибудь техносекты, благо они всю Сеть контролируют.
Басс закрыл глаза, сверился с часами — ладно, ещё пару минут. Чтобы отвлечься от тоскливой кукольности крыш и красно-белой ряби скатертей, он активировал искин-лапотник и начал в очередной раз тестировать руку.
Операция прошла по высшему классу. Ещё вчера рваное тело Басса плавало в физрастворе, и полчища микроскопических нанни трудились над ним под управлением трех робохирургов — тех самых тварей, появление которых несколько лет назад лишило Басса работы. Сегодня он вновь испытал это неприятное чувство, смесь профессионального восхищения и горечи безработного: никаких рубцов, никакого восстановительного периода. Никаких ошибок, никакой благодарности.
Разве что новая модель руки не очень привычна. Даже если умеешь работать с разными типами хирургических рук, приноровиться к очередной нелегальной модификации всегда непросто.
Басс выпустил из безымянного пальца щупальце джека-потрошителя. В легальной модели на месте этого универсального биомаршрутизатора находился нейросшиватель. А в прошлой руке Басса джек сидел в мизинце.
Впервые он обнаружил несоответствие около часа назад, ещё в клинике, и сразу рекомендовал Мареку убивать дизайнеров, которые допускают столь дикие смены стандартов. Но позже выяснилось, что дело того стоило. В новой руке мультисканер, заменяющий врачу с десяток приборов, от УЗИ до позитронно-эмиссионного томографа, переехал с ладони на ребро мизинца. Это было удобно: теперь, используя сканер, не нужно будет всякий раз привлекать внимание окружающих таким жестом, будто ты собрался дать пощёчину случайному прохожему.
Однако придётся привыкать к перестановкам. Особенно к освобождению мизинца от джека: глупый палец по-прежнему инстинктивно оттопыривался всякий раз, когда на глаза Бассу попадалось что-нибудь похожее на биопорт.
— …С виду эта шара — мелочь: не запрет на копирование, как раньше, а запрет на нарушение стандартов при копировании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179