Сама она ничего необычного, за исключением некоторых слухов, пары новых слов сына и перемен в его поведении, не видела и не слышала. Но кто, будучи в здравом уме, стал бы рассматривать в качестве свидетеля семилетнего слабоумного мальчика?
В конце концов, имелись и другие свидетели, хотя показания Марии и Хайнца не содержали доказательств. Веским доказательством могло бы стать свидетельство Герты Франкен, но оно тогда так и не дошло до полиции. Эрих Йенсен, как член городского совета и правления общины, знал о ее заявлении. Однако у него нашлись более важные дела, чем прислушиваться к болтовне полоумной старухи.
В том году в деревне осталось всего несколько частных сельских хозяйств. Большинство небольших усадеб стояли заброшенными, потому что требовали слишком много работы, а доход приносили мизерный. Для их владельцев соблазнительным показалось предложение отдать расположенные на краю деревни земли под застройку. Это коснулось и Бахштрассе, превратившейся в длинную и все продолжающую удлиняться улицу. На крупных земельных участках возникали внушительного вида особняки, которые правильнее было бы называть виллами. Между двором Лесслеров и земельным участком Якоба несколько старых домов поменяли своих владельцев; теперь новые, более или менее зажиточные собственники, вложив немалые средства, реконструировали их, добавив значительное количество украшений.
Между тем в Лоберге, в состав которого уже четыре года как входила деревня, Бахштрассе стала считаться престижным местом. Куда никак не вписывались дворы Отто Петцхольда и Якоба Шлёссера. Да и кто захотел бы нежиться на солнышке на собственном английском газоне, если бы ему в это время докучали мухи, только что побывавшие в коровнике? Как ни странно, никто не рассматривал, что несколько мух могли прилететь и из свинарника Пауля Лесслера, земельный участок которого тоже примыкал к Бахштрассе.
Можно было согласиться с тем, что Отто Петцхольд с его пятью коровами представляет некоторые неудобства для соседей. Его выезд выходил на Бахштрассе, а пятьдесят моргенов земли располагались восточнее пролеска. С тех пор как Отто Петцхольд научился думать, он со своим трактором выезжал на Бахштрассе. Путь за садами был окольной дорогой, которой Отто не пользовался, даже выгоняя коров. Поэтому на улице порой оставались лепешки. В противоположность Отто, Якоб принципиально использовал только задний выезд.
Несмотря на это, на каждом заседании городского совета Эрих Йенсен с настойчивостью поднимал вопрос о том, чтобы перенести оба двора. И каждый раз вопрос отклонялся, наталкиваясь на протест Хайнца Люкки, который не хуже аптекаря знал местность и выступал против переселения из старых дворов.
Если предоставить финансовую помощь Якобу Шлёссеру и Отто Петцхольду, Паулю Лесслеру тоже нельзя будет отказать, если он вдруг надумает переселиться. Возможно, затем в пользу переезда выскажется и Бруно Клой. Но и при перенесении обоих дворов проблема Бахштрассе все равно не будет полностью решена. На ней имелось еще одно позорное пятно – земельный участок Герты Франкен.
Он был последним на краю деревни и тянулся, как и владение Якоба, от Бахштрассе до проселочной дороги, соответственно чему за последние годы его стоимость значительно возросла. Только в палисаднике, представлявшем собой путаницу из дикого овса, угловатых розовых кустов и разросшейся бузины, регулярно притягивающей тлю со всей окрестности, можно было построить многоквартирный дом с прилегающей к нему инфраструктурой. Правда, никто не хотел видеть на этом месте многоквартирный дом, но в принципе такое было возможно. А расположенный за домом сад, по площади почти вдвое превосходивший палисадник, можно было сравнить с девственным лесом.
Сам же дом Герты Франкен не имел никакой ценности, маленький и перекошенный, каркасной конструкции, ему было уже лет двести. Глина в стенах со временем стала хрупкой и осыпалась. С некогда тяжелых дубовых балок шашель собрал обильную дань. Обрушение хижины, когда в развалинах придется искать останки Герты Франкен, оставалось только вопросом времени.
Эрих Йенсен считал, что до такой крайности сознательный человек не должен доходить. Женщину, а именно Герту Франкен, в качестве вынужденной меры необходимо отдать на попечение монастыря или в приют для престарелых в Лоберге. Уже один возраст Герты оправдывал подобное мероприятие.
Родившаяся в 1891 году Герта Франкен была одинока. В начале столетия короткое время у нее был супруг. Красивый парень, как когда-то о нем отозвался отец Якоба. Супруг Герты погиб в Первой мировой войне 1914–1918 годов, и после смерти мужа женщина ополоумела. После извещения о смерти мужа она неделями не выходила из домика, ничего не ела, не пила, не разговаривала и не спала.
Некоторые утверждали, что с годами Герта растеряла и остаток ума. Вероятно, такой вывод делали из-за того, что старая женщина очень много знала. Иногда она появлялась на утренней службе и кричала священнику: «Эй, не спи на ходу! В твоем возрасте нужно спать ночью. Но ты наверняка снова играл на органе с Лизель».
Лизель служила экономкой в доме пастора, и ей, как и ее хозяину, уже перевалило за шестьдесят. Тридцать лет тому назад эта парочка несколько месяцев была темой пересудов всей деревни. Тогда Лизель понадобилась акушерка, и, уж конечно, не для рождения ребенка.
Грета Франкен помнила множество событий и говорила о них, будто они случились только вчера. Так, она живо вспоминала то время, когда Хайнц Люкка потерял один из резцов, на место которого адвокату пришлось поставить коронку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118