В деревне еще живо помнили о грехах молодости Бруно. Каждый знал, что свою жену, которая тогда не сразу решила в его пользу, Бруно завоевал в довольно-таки дикой драке. Как было принято у древних германцев, Бруно набросился на молодого человека, пылавшего страстью к Ренате и каждое воскресенье в Лоберге перед кафе-мороженым подносившего возлюбленной в подарок розу. Однако после того, как Бруно образумил ухажера, с романтикой было покончено, и горячая любовь его к Ренате, так сказать, внезапно угасла. Тот случай был еще довольно безобидным по сравнению с прочими.
Имелись и другие, посерьезнее. Никто не забыл, как в молодые годы, словно черт за бедной душой, Бруно всюду таскался за матерью Марлены Йенсен. И внушением с применением грубой физической силы его было не остановить. К сожалению, после сентября 69-го года, когда Якоб из полного пустых билетов ведра вытащил для Труды главный выигрыш на празднике стрелков, а Пауль Лесслер рассказал, как он, стараясь образумить, взял Бруно за грудки, ничего не изменилось.
В начале октября 69-го года Паулю пришлось отчитать Бруно снова. Всем другим ухажерам сестры Пауль однозначно предпочитал Эриха Йенсена. А Бруно Клой сильно мешал их зарождающимся отношениям. Парень не упускал ни одного удобного случая, чтобы не пристать к Марии, докучая ей своей назойливостью. В первый раз Пауль ограничился устным внушением. Во второй раз подкрепил его физическим воздействием. Несколько дней с синяком под глазом и вспухшей губой Бруно бродил по деревне и клялся в страшной мести.
А в один из вечеров в конце октября 69-го года на Марию было произведено нападение и девушку чуть не изнасиловали. Согласно официальной версии, какой-то тип в маске подкараулил Марию и потащил в ближайшие кусты. К счастью, кусты находились в саду старой Герты Франкен, и случайно прогуливавшийся в тот момент по проселочной дороге со своей овчаркой Хайнц Люкка успел предотвратить самое худшее. Насильник скрылся, но никто в деревне ни на минуту не сомневался, кто прятался под маской.
Тогда выдвигалось несколько версий случившегося. Хайнц Люкка немного опоздал и успел предотвратить только самое худшее. Только прервал акт насилия. Мария из стыда утверждала, что не узнала обидчика. И старый Клой немалой денежной суммой убедил Хайнца Люкку присоединиться к высказыванию девушки.
Теперь кухня сплетен вновь забурлила, хотя Бруно Клой и позаботился о том, чтобы пока у сына не прошли синяки после драки у дискотеки, тот держался подальше от деревни. Потому что, не зная в точности, кому Дитер обязан побоями, каждый житель деревни выдумал бы свою версию.
Между тем односельчане перестали уже верить в то, что увидят Марлену Йенсен живой. Только Тея Крессманн придерживалась прежнего мнения и была в полной уверенности, что девушка сбежала, желая устроить Эриху и Марии несколько бессонных ночей. Но Тея не нашла поддержки даже у собственного мужа. Рихард грубо объяснил ей, что она, как всегда, болтает всякую ерунду и нельзя с двух чужаков снять подозрения только потому, что единственный важный свидетель сам не особенно чист.
Высказавшись явно с лучшими намерениями, Рихард Крессманн добился противоположного эффекта. Выражение «не особенно чист» стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Бруно Клоя. У мужчин чуть не дошло до драки, но Рената второпях оплатила пирожные и кофе, взяла Бруно за руку и вынудила его покинуть кафе.
Бруно просто кипел от злобы. И когда на улице Рената, не в силах сдержаться, спросила мужа: «А где, собственно говоря, ты сам был в прошлую субботу?» – несколько гостей, оставшихся в кафе, увидели, как Бруно неожиданно размахнулся и ударил жену по лицу. Рената расплакалась, и пятнадцатилетний Хайко погрозил отцу кулаком. Затем Хайко взял Ренату за руку и пошел с ней в одном направлении. В то время как Бруно постоял еще несколько секунд на месте, а затем, широко шагая, исчез в противоположном направлении.
В это время Бен еще находился в своей комнате. Сначала он был абсолютно спокоен. После того как Якоб с банкой и биноклем покинул комнату, Бен несколько часов поспал. Затем Труда позвала его обедать. Когда, поев, он захотел уйти, она его удержала: «Не сегодня, Бен».
Если бы Бен захотел, он мог бы легко высвободиться из ее рук. Однако причинить боль матери было все равно что самому себе нанести раны. Никто не ударит руку, которая кормит. И хотя отец считал его отношение к матери любовью, оно было скорее инстинктом, стремлением к выживанию.
Потом он мог бы уйти, когда она освободила его руку. Раньше Труда часто говорила: «Не сегодня, Бен» или «Сейчас ты должен остаться со мной».
Не обращая внимания на слова матери, он всегда уходил. Однако сейчас здесь сидел отец. А Бен никогда не терял уважения к кулакам Якоба. Он так никогда и не смог понять, что сила в них постепенно убывает.
Неохотно, бормоча себе под нос что-то непонятное, Бен позволил Труде снова отвести себя наверх. Якоб сидел в гостиной и слышал, как над его головой сын носится по комнате, от окна к двери, от двери к окну, туда-сюда, словно животное в клетке. Несколько раз он стучал по косяку, тряс дверную ручку и кричал: «Руки прочь!»
Труда догадывалась, в чем дело. Бен волновался за свой мир, боялся, что коль скоро такое количество людей бродит по его местам, то очень многое будет там разрушено. Труда отнесла ему в комнату ванильное мороженое, потом плитку шоколада и попыталась успокоить: «Там полиция. Не волнуйся, они ничего не сломают, только все осмотрят. Когда они уедут, ты можешь выйти. Посиди и поиграй немного. Где твоя а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118