Это во-первых. Во-вторых, звонить в полицию не позволяло что-то вроде инстинкта или шестого чувства, подкрепленного происшествием с курицей в первой половине дня. Все мучившие ее в последние месяцы необъяснимые страхи, которые она считала просто преувеличенными, все те почти забытые опасения, что когда-нибудь Бен выкинет такое, последствия чего она уже не сможет сжечь в кухонной плите.
Домой Бен вернулся вскоре после пяти. Труда так никогда и не узнала, где он шатался. С головы до пят он был выпачкан грязью и кровью. В одной руке он держал водяной пистолет, в другой – кровавый кусок мяса, в котором Труда заметила клок серого в полоску кошачьего меха.
Труда уставилась на кровавый кусок, не в силах оторвать глаз, пока подступившее к горлу удушье не заставило ее броситься наружу, где ее вырвало рядом с дверью. Душа Труды разрывалась от угрызений совести, оттого что, взяв его тогда с собой в курятник, она, возможно, навела Бена на мысль, как избавиться от того, кто внушает ему страх.
Пока ее рвало и затем, когда, с трудом переводя дыхание, она приходила в себя, Бен водрузил кровавый кусок мяса на кухонный стол и, опустошив карманы, выложил их содержимое рядом. Чуть позже, осмелившись взглянуть на стол, она увидела между различными частями органов взрослой кошки несколько еще не рожденных котят и отделанный перламутром, испачканный кровью перочинный нож.
Полным надежды взглядом Бен посмотрел на Труду. Еще когда она, помедлив, только вошла в кухню, он сразу характерным тоном заявил:
– Руки прочь! – Затем осведомился: – Прекрасно делает?
Труда качала и качала головой, не в силах остановиться.
– Нет, – наконец охрипшим голосом с раздражением выговорила она. – Нет, не прекрасно. Ты сделал очень плохо.
И затем, не понимая сама, как такое случилось, ведь она поклялась себе никогда его не бить, Труда схватила сына за руки, рванула животом вниз на свои торчащие колени и выдала ему трепку, по ярости и силе ни в чем не уступающую штрафным санкциям Якоба.
– Если ты еще раз так сделаешь!.. – кричала она. – Хоть еще один раз!..
Закончить предложение она была не в силах. И остановилась тоже только тогда, когда он, жалобно стеная и визжа, скатился с ее коленей и, как полураздавленный червь, стал извиваться на полу.
Сначала Труда оставила его валяться на полу и принялась энергично надраивать кухонный стол до тех пор, пока не заболели пальцы. Затем подняла Бена с пола и потащила наверх по лестнице в ванную. Только раздев мальчика, она поняла, что его одежда испачкана не только кровью кошки.
На руках и предплечьях были бесчисленные царапины. Рубашка и штаны порваны в нескольких местах. Если бы не кусок мяса и потроха, Труда решила бы, что он валялся в зарослях малины в саду Гетры Франкен. На его спине она обнаружила красный рубец, тянувшийся поперек лопаток. Выглядело как след от удара кнутом.
Она засунула его в ванну, затем все царапины обработала йодом. Рубашку и штаны Труда сожгла в кухонной плите и попыталась разузнать, почему он повздорил с кошкой Хильды Петцхольд, зачем так жестоко разделался с животным и где, ради всего святого, раздобыл перочинный нож. Вещь была дорогой, к хозяйственным предметам никак не могла относиться. Но вытянуть из Бена хотя бы мало-мальски разумное объяснение ей не удалось. На каждый вопрос, тяжело дыша и дрожа, он отвечал: «Руки прочь».
Когда вечером Якоб и девочки вернулись домой и муж потребовал объяснения по поводу расцарапанных рук Бена, Труда сказала: «Он шатался в саду Герты и запутался в зарослях малины. Надеюсь, он получил хороший урок».
Якоб ей поверил, а Труда стала с ума сходить от страха, что случившемуся был свидетель. Подтверждением тому был рубец на спине Бена. Так высоко она его не била; кроме того, при наказании обошлась рукой.
20 августа 1995 года
В воскресенье после обеда сутолока у пролеска и у воронки стала еще более оживленной. Поиски взбудоражили полдеревни. Большинство жителей, желая утолить любопытство, отправились с семьями на прогулку. Однако никто не осмеливался приблизиться. Но поскольку со стометрового расстояния ничего значительного увидеть было невозможно, зеваки в конце концов начали отступление и, расположившись в кафе Рюттгерс, принялись обсуждать происходящее.
Бруно и Рената Клой с младшим сыном тоже уселись за один из столиков. Пятнадцатилетний Хайко хвастался важными свидетельскими показаниями брата. Он заявил, что именно показания Дитера Клоя послужили для полиции поводом начать поиски.
После выступления Хайко Бруно тоже затянул хвалебную песнь своему первенцу. Тогда один из гостей кафе не выдержал и задал вопрос: а не были ли важные показания Дитера Клоя о двух незнакомых молодых людях всего лишь ловким маневром с целью отвлечь полицейских, чтобы те не надумали пристальнее приглядеться к нему самому?!
Ни для кого не было секретом, что Дитер Клой проявлял весьма живой интерес к Марлене Йенсен. И не он один. Почти всю молодежь мужского пола деревни красивая девушка сводила с ума. В противоположность другим, остановившимся на исполненных тоски взглядах и двусмысленных замечаниях, как, например, Альберт Крессманн, не устававший повторять, что как-нибудь он охотно поиграл бы в прятки с малышкой кузиной Аннеты, Дитер Клой, истинный сын своего отца, шел напролом.
Всего три недели назад Мария Йенсен как раз жаловалась Tee Крессманн на назойливость юнца. Если дела так будут продолжаться, заметила Мария, ей придется самым серьезным образом поговорить с Ренатой Клой, чтобы та приказала своему старшему держать руки в карманах брюк, чтобы не приставать постоянно к молодым девушкам, которые с ним не хотят иметь никаких дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118