Человечество могла спасти японская модель .
* * *
По конверту тянулись лапидарные крючки слоговой азбуки.
– Да, это вам, – сказал я. – Видите, написано: «Ри-ся-й-ни-ко-фу».
– А от кого?
– От Мураямы! – встрял Федька. – Рауль Абрамыч, чайку?
– С удовольствием. Так от кого?
– Это из полиции, – сказал я. – Вот иероглифы.
По лицу профессора разлилось недоумение. Федька заметил это и плотоядно ухмыльнулся.
– Отвоевались! – глумливо сказал он. – Скидавайте сапоги – и к овражку! Ихнее благородие приказали всех в распыл.
– Подожди, Федя! – профессор был взволнован. – Чего они хотят?
Я вскрыл конверт. Господин Лишайников приглашался в отделение полиции для обмена старых водительских прав на новые.
– Так ведь это еще когда будет! – воскликнул он, когда я перевел. – У меня права действительны до мая!
– Извещают заранее, – сказал я. – Чтобы вы помнили. Чтобы планировали.
Федька у раковины наполнял чаем третий стакан. Рауль Абрамович медленно взял у меня конверт и положил обратно в пиджак.
– Да! – сказал он и тряхнул посеребренной головой. – Да! Вот за что я люблю эту страну! Во всем система! Во всем порядок! Все для людей!
– Для баранов тут все, а не для людей, – проворчал Федька, ставя перед профессором стакан чая. – Для безобидных, покорных баранов. Сахарок берите.
– А у нас лучше, что ли? – Рауль Абрамович метнул в стакан два куска рафинада и строго блеснул очками. – Бандиты всякие, неплатежи, олигархи, и каждый на каждого плюет – это лучше, да?
– Лучше! – Федька хлопнул ладонью по столу. – Потому что это динамика. Это жизнь! А тут никакой жизни нет. Тут болото.
– Ты не понимаешь, Федя, – загорячился Рауль Абрамович. – Тут Восток! Они тут видят прекрасное. А у нас никто ничего не видит. Все ослепли от ненависти. У нас только вот это – убить, украсть, и все. А тут эстетика.
– Да какая там эстетика... Это миф! Вы поддались гипнозу.
– Ничего не миф. Ты послушай. Я в субботу ходил грибы собирать. Иду и вижу: сидит мужик. На корточках сидит и меня зовет. Я подхожу, а он мне цветочек показывает. Цветочек растет среди камней – и он меня пригласил им полюбоваться.
– Да он, наверное, посрать присел, ваш мужик, а тут вы со своими грибами...
– Вот-вот. Человек любуется цветком, слагает трехстишие, а у тебя в голове одно – «посрать». Я про это и говорю. Мне даже стыдно тогда стало, что он ходит в лес на цветочки любоваться – а я там грибы срываю, чтобы жрать их потом. Или вот сакура то же самое – им даже плодов с нее не надо.
– Правильно! Я давно говорю: сакура – это пустоцвет. Как и все остальное. Все вокруг: ах, Восток! ах, культура! А это никакая не культура, а порожняк.
– Что же тогда не порожняк? Вот эти ваши буги-вуги – не порожняк, да?
– Это тоже порожняк. Культура – это «Слово о полку Игореве». Культура – это протопоп Аввакум. И буги-вуги вы мне не шейте. Все эти буги-вуги, всякий там Голливуд разный, джаз, мормоны, хасиды, комиксы – это все ваше, а не наше!
Рауль Абрамович тяжело вздохнул.
– Федя, ну вот ты меня усадил, чаю налил – и все для чего? Чтобы ругаться? Вадичек, ну посмотри на него!
– А что, нормально! – сказал я. – Классическая амбивалентность. Тут вам и либидо, и мортидо. Все вперемешку.
– Чего-чего? – насторожился Федька. – Какое такое мортидо?
– Фрейда читать надо! – наставительно сказал Рауль Абрамович. – Фрейд был современник Иогана Штрауса. Он жил в Вене и все понимал. Либидо – это инстинкт любви. А мортидо – инстинкт смерти. Они сопутствуют друг другу.
Федька надул щеки и забарабанил ногтями по стакану.
– Ясно, – сказал он наконец. – Берешь бабу и сверху на нее ставишь пулемет. А сам пристраиваешься сзади и сочетаешь бабу с пулеметом в едином ритме.
Так, что ли?
– О боже! – Рауль Абрамович приложил кончики пальцев к вискам. – Опять пулемет! Зачем пулемет?!
– Не нравится!.. – осклабился Федька. – Человек всю жизнь кует пулеметы, а потом вздрагивает от одного слова! Что сказал бы Фрейд?
– Фрейд увидел бы здесь комплекс вины, – сказал Рауль Абрамович. – И был бы прав. Нельзя так долго работать на войну. Это вредно для совести.
– Ой-ой-ой! – Федька покрутил растопыренными пальцами. – Да кто другой гордился бы, что он ковал ядерный щит! Что он был причастен!
– Тут нечем гордиться, Федя. На самом деле, это страшно.
– Да вам не того страшно. Вам страшно, что вы вернетесь – а там коммуняки.
– И это тоже страшно.
– Ха! – Федька вдруг оживился. – А давайте пофантазируем. Давайте представим: вот вы вернулись – а там опять коммуняки. Знаете, что тогда будет?
– Знаю, знаю, – хмуро отозвался Рауль Абрамович. – Что-то там такое «в затылок».
– Э, нет! – сказал Федька. – В затылок – это потом. Сначала вам коленки посверлят. Дрелью.
Рауль Абрамович снял очки и стал протирать их носовым платком.
– Да вы не бойтесь! – успокоил его Федька. – Коммуняки к власти не придут. К власти придем мы.
– Кто это «мы»?
– Жесткие интеллектуалы!
– И что тогда?
– Тогда будет все, как надо. Потому что мы полностью задействуем потенциал православия. Оно будет старообрядческим. Эсхатологическим.
– Это как?
– А так! Раскольники когда-то сжигали себя в скитах. Но то было давно, до технического прогресса. Сегодня все делается проще. Объявим на весь мир, что Россия в одностороннем порядке взрывает весь свой ядерный потенциал.
– Зачем?
– А затем! Мы ведь православные, спасемся! А больше никто не спасется, и черт с ними. Так прямо и скажем. Представьте картину: по стране идут молебны, в массовом порядке отпускаются грехи, все поголовно молятся. Осталась, допустим, неделя. А там – паника! Готовы все с себя снять, лишь бы мы передумали.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17