– Twenty-o-two, – вдруг услышал он голос у себя за спиной.
Он обернулся. Невысокий араб в галабии и клетчатом головном платке со шнурами, вопросительно улыбаясь, ждал ответа на пароль. Он не сразу сообразил, что это пароль, но потом до него наконец дошло.
– One must say: Two thousand and two, – сказал он.
– Вайман, – представился араб на чистом русском языке, – израильская контрразведка. Тут опасно сейчас, лучше уйти отсюда – у меня тут недалеко машина, – он приобнял Кузница за плечи и повлек его куда-то в переулок, негромко затянув арабскую песню, в которой часто повторялись слова «Йа хабиби».
В машине – черном низком «порше» («Хорошо живут контрразведчики», – подумал Кузниц) – Вайман опять сказал:
– Напрасно вы пошли в арабский квартал. Опасно тут сейчас, – и завел машину.
– Так вы что, следили за мной?
– Ну да, – немного смущенно признался Вайман, – и за вами, и за остальными – служба такая.
Они замолчали и молчали довольно долго. Израильтянин тем временем успел развернуть машину, и вскоре они выехали в новую часть Иерусалима. Кузниц понял, что его принудительно возвращают в гостиницу, хотел возмутиться, но потом передумал, ощущение возврата к любимому Востоку пропало и едва ли ему удалось бы его вернуть, даже если бы он снова оказался в арабском квартале.
– Как с вами связаться по дороге? Вы ведь будете нас сопровождать? – спросил он, выходя из машины у подъезда гостиницы.
– Вот, возьмите, – сказал израильтянин и протянул Кузницу маленькую коробочку.
– Что это? Передатчик? – Кузниц взял коробочку и повертел в руках.
– Если надо, то и передатчик, а вообще-то, это плеер для МР-3 и музыка записана – хорошая, – контрразведчик долго задирал подол галабии, а потом вытащил из кармана вполне современных джинсов наушник, – вот – слушайте музыку, а если надо будет что-нибудь передать, просто скажите – мы услышим. Но обязательно выкиньте перед границей. И вот это тоже возьмите, – он протянул жетон с шестиконечной звездой, похожий на номерок из гардероба, – показывайте, если вас остановят военные или если помощь от властей понадобится. Потом тоже выкиньте.
– Спасибо, – Кузниц взял наушник и жетон, хотел было спросить, куда выкинуть, но передумал и сказал: – До свидания.
– Спокойной ночи, – ответил Вайман и захлопнул дверцу.
События, произошедшие потом на границе и в Египте, оказались настолько, так сказать, неординарными, что как-то вытеснили из памяти Кузница всю дорогу до Эйлата. К тому же и туризм у них не получился: ехали они с военным эскортом и быстро, почти без остановок. Кузниц усмотрел в этом заботу Шин Бэт и молчал, а Хосе ругался по-испански.
Запомнились лишь отдельные картинки: плоские и яркие, как задник ярмарочного балагана, многоэтажные гостиницы на набережной в Эйлате; блестящая, как гофрированная жесть, поверхность Мертвого моря; вымазанные целебной грязью голые люди на его пляжах – все остальное вылетело из памяти, даже обстрел – вблизи Эйлата они попали под ракетный обстрел, – даже разрывы ракет неподалеку и страх, что вот-вот и попадет, даже это помнилось потом как факт – был обстрел, а впечатления как-то забылись. Зато то, что произошло на границе и потом, в Каире, сохранилось в памяти цельным живым куском, и долго еще снился взбесившийся автобус и оскаленная морда леопарда за стеклом.
А начиналось все мирно, обыденно и никаких неприятностей, казалось бы, не сулило.
– Хватит с меня, – сказал Хосе Кузницу, выходя из египетского пограничного пункта – низкого строения, похожего на фургон, снятый с колес. – Иди теперь ты. Я не могу по сто раз на одни и те же идиотские вопросы отвечать.
Вся их группа сидела на нейтральной территории между израильской и египетской заставой. Израильский пост они прошли быстро и без помех, Кузниц даже исхитрился отдать плеер и жетон шинбэтовцу, который крутился около, не вызвав при этом, как ему казалось, ничьих подозрений. И вот теперь почти час уже сидели на ничейной земле, в зоне, надо понимать, предварительной проверки, сидели на четырех поставленных каре скамейках под хилым брезентовым навесом. Посредине между скамейками была врыта железная бочка для мусора и окурков, и все это сооружение напоминало Кузницу курилку в родной части.
«Крупные менеджеры» вытащили из своего багажа изрядный запас спиртного и закусок и приступили к завтраку при активном участии Ариеля. Кузниц ограничился кофе с бутербродом, предвидя, что Хосе для переговоров с арабами потребуется помощь, и вот теперь эта помощь как раз и потребовалась.
– Иди, попробуй поторопить их, – сказал Хосе, принимая от Антона Петровича стаканчик с кофе, – может, у тебя лучше выйдет – тем более что там старый дружок твой, капитан Гонта.
– Не может быть! – Кузниц так удивился этому, что чуть было не добавил: он же сгорел, но опомнился – Хосе и остальным его приключения в лесу не были известны, и лучше им не говорить – и сказал вместо этого: – Он же тогда с «мечеными» исчез. Неужели теперь здесь служит?! А ты не обознался?
– Да нет, – Хосе отхлебнул кофе, – я его хорошо помню и по Мальте, и потом в городе встречал.
– А как он себя называет? – спросил Кузниц. – По-прежнему Гонта или уже Абу-Мирван какой-нибудь?
– Он не представился, – ответил Хосе, – а погоны у него майорские, насколько я в их знаках разбираюсь. Да ты иди, иди – сам все увидишь, заодно и выяснишь, как его теперь зовут. Да постарайся поторопить их, а то в Каир ночью приедем.
Когда Кузниц вошел в комнату, где сидели египетские пограничники, то сразу увидел Гонту. Он стоял возле стола, за которым сидел капитан из Мухабхарата, и вид имел такой, какой был у него, как помнил Кузниц, при раздаче продуктов по талонам при власти «меченых», – самодовольный и одновременно немного смущенный, как будто, как и в тот раз, он стеснялся сейчас того, чем ему приходилось заниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67