Ни флейтистка, ни шедшие за ней барабанщицы не обратили на него никакого внимания – оглушительно визжала флейта, глухо стучали барабаны, отбивая ритм, но люди, которые проходили мимо Иванова, шли нестройно, не в ногу, натыкаясь друг на друга, и смотрели прямо перед собой, тоже не обращая на него никакого внимания. Как он и думал, были это не бродяги, а самые обычные горожане – лица некоторых даже показались ему знакомыми.
– Эй! – крикнул Иванов, перекрывая визг флейты. – Куда это вы? Куда вас ведут?
Ему никто не ответил, только одна из Аборигенок-конвоиров посмотрела на него, как ему показалось, насмешливо. Иванов разозлился и опять крикнул:
– Эй, люди, ответьте! Куда вас?
Ему опять никто не ответил и он собрался было схватить первого попавшегося за руку и выдернуть из строя, но тут в хвосте колонны вдруг увидел всю свою компанию. Первым, часто спотыкаясь и хватаясь за идущего впереди, шел Урия, за ним ковылял англичанин, а чуть дальше шли рядом Штельвельд и Ира.
– Загребли, – ахнул Иванов, – наших загребли! Вот тебе и Аборигены, безвредные, виртуальные, никому не мешают. Загребли как миленьких и тащат. Куда? Зачем? Выручать надо!
Он побежал вниз по склону навстречу колонне, на бегу оттолкнул Аборигенку – та еле удержалась на ногах и взглянула на него изумленно – и, подбежав к Штельвельдам, схватил Вольфа за руку и потянул из строя.
«Похоже на парикмахерскую, – думал Иванов, сидя в кресле, – или на кабинет зубного врача. Нет, скорее все же на парикмахерскую – кресло обшарпанное, зеркала всюду, перед зеркалом вон машинка лежит и бритва. Но как я здесь оказался? Я же в парикмахерскую давно не хожу, да и парикмахерских, наверное, уже не осталось».
Он попытался встать, но что-то мешало. Он внимательно осмотрел себя.
«Нет, не привязан, ремней никаких нет. Отчего же я не могу встать?».
Он опять дернулся, но тут голос сзади произнес:
– Не уходите, пожалуйста. Посмотрите в зеркало – вы должны выбрать себе новое лицо.
Иванов непроизвольно взглянул в зеркало – оттуда ему улыбался повязанный под горло простыней какой-то конфетный красавчик.
– Как вам это? – спросил голос. Голос был мужской, приятного тембра, мужественный такой баритон.
– Какое лицо? – сказал Иванов. – Зачем мне новое лицо? Кто вы? Зачем я здесь?
– Посмотрите, пожалуйста, теперь на это, – продолжал голос. – Может быть, это вам подойдет?
На этот раз из зеркала смотрел на Иванова ковбой с рекламы сигарет «Мальборо», только без шляпы и без сигареты. Иванов разозлился.
– Что за шутки! – крикнул он и дернулся, пытаясь выбраться из кресла.
– Воля ваша, – вздохнул голос.
Иванов сидел на краю забитого опавшими листьями фонтана в своем дворе. Рядом стояла вся компания, включая недавно обретенного англичанина. Вид у них был растрепанный, но решительный. Во двор, ритуально споткнувшись о перекладину ворот, вошел Рудаки.
– Здоровеньки булы, кто по русско-украинскому разумеет! – приветствовал всех Рудаки, доковылял до фонтана, сел и стал растирать ушибленную о ворота ногу.
– Когда ты эту железяку уберешь? – спросил он Иванова.
Иванов не ответил, а Урия длинно и витиевато выругался. Ира встала и отвернулась, а Штельвельд сказал Урии:
– Перестань матюгаться, сколько можно…
– Пардон, – сказал Урия и закурил. Закурил и Иванов.
– А чего это у вас такой набожный вид, или случилось что? – спросил Рудаки.
– Или, – ответил Иванов, а Урия сказал:
– Будет набожный – меня вон Аборигенки раздеть хотели, – и опять выругался.
– Прошу вас, Юра, – попросила Ира Штельвельд.
– Пардон, – сказал Урия, – пардон, мадам, – нервы.
– Так что случилось-то? – спросил Рудаки.
– Меня Аборигенки загребли, – сказал Иванов, – новое лицо предлагали выбрать, лицо мое, видите ли им не нравится.
Видно было, что он расстроен.
– Странно, – сказал Рудаки, – такой красавец, как вы, сэр… было бы понятно, если бы им моя морда не понравилась, а меня они только в Стамбул отправили на машине времени, так сказать.
– Так ты тоже у них побывал, – заинтересовался Урия, – и что же, они тебя тоже с озера прямо сюда перенесли, как нас?
– Да нет, – ответил Рудаки, – я пешком шел сначала, а потом знакомый на джипе подвез, – и, помолчав, добавил, – хорошо хоть из Стамбула вернули.
– А мне костюмы разные примерить предлагали, комбинезоны разные, – сказал Урия и выругался шепотом, покосившись на Иру.
Рудаки почесал лысину, закурил и спросил у Иры:
– А вы, Ирочка, тоже в аборигенском плену побывали?
– Прямо, в плену, – ответила Ира Штельвельд, – они мне разные планеты показывали, звезды всякие… интересно, прямо, как в кино.
– Один я ничего не помню, как говорится, очнулся – гипс, – заявил Штельвельд как-то слишком бодро.
– Небось скрываешь свои виртуальные дела с бабами аборигенскими? – мрачно заметил Иванов.
– Какие дела? Говорю, не помню ничего, – опять как-то слишком поспешно ответил Штельвельд, покосившись на Иру.
Все замолчали, а Рудаки спросил шепотом Урию:
– Слушай, а кто этот оборванец? Он что, с вами?
– Этот? – сказал Урия. – Это Атлей, англичанин, спрятаться у нас от Аборигенок хотел, но они его тоже загребли, как и нас… суки фашистские.
– Англичанин, – заинтересовался Рудаки, подошел к оборванцу и сказал, протянув руку:
– So, you are British, the name is Rudaki, nice to meet you. И они быстро заговорили по-английски.
– Ну что ж, – сказал Иванов, помолчав, – пошли в подвал – Аборигены Аборигенами, а матч состоится при любой погоде.
Все двинулись к подвалу, и как раз в этот момент открылась дверь и на пороге появилась сначала Ива Рудаки, а потом и Маина Иванова.
– Ты спальник не забыл, Аврам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71