– Я профессор из университета, домой иду.
– Профессор, что жид. Скажи, Тарас? – парировал высокий.
– Хуже, – лаконично дополнил Тарас, справившись со своим организмом.
«Начинается дискуссия, можно и мирно разойтись, не впервой», – подумал Рудаки и подал свою реплику:
– Это смотря какой профессор.
Его оппоненты не успели высказаться – тишину безлюдной улицы разорвал грохот автоматной очереди. Стреляли совсем рядом. Обернувшись, Рудаки увидел открытый джип, который быстро ехал по тротуару, стоявший рядом с водителем человек в черном держал автомат. Джип подъехал вплотную, человек с автоматом открыл заднюю дверцу и крикнул:
– Садись! Чего ты ждешь?! Бикицор!
Рудаки с трудом втиснулся на заднее сиденье – мешал рюкзак, а снять его он не успел, – и джип тут же рванул с места. Садясь в джип, он заметил краем глаза, что парочка с непонятным флагом опять скрылась в подъезде.
Джип мчался по пустой улице, сразу набрав большую скорость. Человек с автоматом обернулся к Рудаки носатым профилем:
– Ты шо, совсем? – он покрутил пальцем у виска. – У них же футбол сегодня с Патриархатом. Видишь, все попрятались. Скоро громить пойдут – проигрывают они Патриархату.
– Спасибо, – сказал Рудаки и только сейчас сообразил, что его спасители из Еврейской самообороны Подольского раввината. Оба были в черной форме с шестиконечными звездами на погонах.
– Спасибо, – сказал он еще раз и привычно подумал: «Вот опять меня за еврея приняли, и из-за этого одни чуть не убили, а другие спасли».
– Сухое спасибо… – обернувшись, сказал тот, что вел джип, и Рудаки несколько удивился, увидев его явно славянское лицо. Только он успел подумать, что, наверное, у них наемники в Самообороне, как «славянин» и носатый начали о чем-то громко спорить на иврите.
– Куда вы меня везете? – спросил он.
– К нам на Подол отвезем, отсидитесь там до ночи, – носатый перешел на «вы». – А вы где живете?
– На Пушкинской, в подвале, но мне в Голосеево нужно. Высадите меня где-нибудь здесь, – попросил Рудаки, заметив, что они доехали уже до Лыбедской и джип сворачивает налево, к землям Печерского майората.
– Давай, если ты такой рисковый, – сказал «славянин» и остановил джип.
– Спасибо еще раз, ребята, – Рудаки неловко вылез из джипа, зацепившись рюкзаком, – с меня причитается.
– Не за что, – ответил носатый, – и не бойтесь, в Голосеево они не пойдут.
– И вообще, к нам перебирайтесь, – добавил он, – у нас спокойно.
– Спасибо, – еще раз сказал Рудаки.
– Сухое спасибо… – опять намекнул «славянин» и добавил: – Шутка.
Джип резко взял с места и исчез за поворотом.
Рудаки поправил рюкзак и пошел наискосок через площадь в сторону моста, который ему надо было перейти, чтобы попасть в Голосеево. Площадь была совершенно безлюдна, как и отходившие от нее улицы. Он пересек сквер с разбитым памятником чекистам – памятник раскололся надвое во время землетрясения, и сейчас один чекист с укоризной смотрел с земли на своего товарища по борьбе с контрреволюцией. За сквером дымилось высокое здание Института информации – пожар охватил два этажа где-то посередине, но его никто, похоже, не собирался тушить.
«Чего только не было в моей жизни, – подумал Рудаки, равнодушно глядя на пожар. – Империя была с такими вот символами имперского могущества, как этот памятник, – нерушимой казалась, вечной, а рухнула в одночасье и как-то удивительно быстро забылась, как будто и не было ее, потом Украина, но и она тоже исчезла, и тоже как и не было ее, вспоминается сейчас, как булгаковский Петурра – был, был и исчез, а какие потуги были: в Европу собирались, а где теперь, между прочим, и Европа – тоже, наверное, остались майораты и патриархаты, как и здесь.
Но вот что интересно, – он уже шел по мосту и увидел сверху, что вдали на Красноармейской, откуда он только что приехал, собралась довольно большая толпа. – Матч закончился, должно быть, – отметил он и продолжал вспоминать:
– Но вот что интересно, пережили все это без особых потрясений, никаких баррикад не было, стрельбы почти никакой – все как-то развалилось само собой в один момент. Впрочем, в последний раз не до стрельбы было – все так перепугались этой игры природы, что не до стрельбы тут, каждый шкуру свою спасал… не известно от чего, правда, как выяснилось, шкуре ничего не угрожало, но это уже позже выяснилось».
Где-то справа, в районе вокзала, раздались автоматные очереди, но стрельба быстро затихла.
«А теперь вот опять начинают стрелять, отошли немного от первого страха и уже постреливают. Этот вот из Самообороны лихо с автоматом управлялся, – подумал Рудаки и оглянулся, но мост был безлюден и только собиравшаяся далеко внизу толпа все разрасталась».
Он уже прошел мост, когда со звуком оборванной басовой струны село четвертое солнце и сразу сделалось темно и похолодало. Он поднял воротник плаща и зашагал быстрее. От неба, усыпанного крупными звездами, на дорогу падал отсвет, и дорогу было хорошо видно.
«Звезды-то какие, как в Сирии или в Египте, – подумал он, взглянув на небо, – и каждую ночь другие. А как все испугались сначала, когда заметили, а теперь и к этому привыкли, как к четырем солнцам и землетрясениям, – живучая скотинка человек».
Тут его мысли переключились на то, что идти лучше не через лес, а мимо Сельхозакадемии, по дороге, а то в лесу страшновато.
«Еще полчасика и буду на озере, – он машинально взглянул на левую руку, где должны были быть часы, и улыбнулся, – вот и время перестали считать, уже больше года, как никто не считает, а рефлекс остался».
На озеро Рудаки пришел приблизительно через час – пришлось обходить стаю одичавших собак, которых он издали заметил на дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71