– Иди, старый, к своим христианам. Я видел, как они тебе дверь не открыли. Затаились. Смерти боятся. А старому Гаю никакие боги не нужны. Он свое прожил. А ты, видно, еще жить хочешь, еду есть хочешь, цепляешься. Небось и от винца не откажешься… А ведь пожил, поди, больше моего. Зачем тебе жизнь, старик?
Иоанн, закатив глаза и откинув назад голову, жадно, захлебываясь, пил из кувшина, получая от воды великую радость, какую уже давно не получал в своей жизни. Пил и слушал, что говорит хозяин. А тот смотрел, смотрел, как гость долго и ладно пьет, и вдруг говорит:
– А постой-ка, постой… На беса ты не похож. Лицо у тебя, вижу, хорошее, и нет суеты в тебе, хотя смерть твоя рядом ходит. Видно, тоже не боишься ее, как и я. Ладно, кто ты ни есть, заходи в дом. Передохни. А на рассвете уйдешь. Авось пронесет. У меня тут еще двое сирых прячутся. Пришли исцеляться… Идолы не исцелили, теперь на христиан надежда. Если всех завтра не перебьют, может, какой и окрестит божьей водицей. А ты как думаешь, странник, можно исправить калеку, если уродился с изъяном? Кто выпрямит кривого?
– Все в руке Божьей. Пусть славят Святую троицу – все и выйдет по-ихнему. А тебе, человек, спасибо, что напоил меня. Вкусная у вас вода.
– Христианин колодец копал, – сказал хозяин. – Говорил, Бог благословил ту воду. Крестная вода, говорил. Живая. Для крещения. Многие крестились той водой. Завтра римлянин будет колодец рушить. Христианских детей у тех, кто от вашего Бога не отречется, туда сбрасывать будут.
– О, слепые умом! Видя, не видите, слыша, не слышите, – покачал головой ночной гость.
– А скажи, поможет твой Бог этим сирым? – показывая на ютившихся в углу искавших исцеления колченого и немую женщину, снова спросил хозяин.
Двое жалкого вида странников жались к стене, с испугом глядя на Иоанна. Колченогий сидел на полу, прислонившись к стене, и имел при одной здоровой ноге другую – кривую, согнутую, как корявый сук, и не в силах был ее распрямить. Странница же была порчена немотой и могла вещать только «бе» и «ме».
– По вере им и воздастся, – устало сказал Иоанн.
– Но, а все же, – не унимался хозяин. – Яви нам силу своего Бога.
– Что с ними?
– Колченогий вот ногу спрямить не может, а молодица – та порчена немотой. Не иначе бесовы проделки… Помоги сирым, старче. Попроси Бога своего за них. Побеспокой своего Распятого.
– Брысь ты, – стукнул в пол посохом Иоанн на хозяина. – Не богохульствуй, язычник. Не поминай имя Господа всуе. – И, смягчившись, обратился к колченогому страннику: – А ну, дядюшка, пройди-ка, – попросил он колченогого.
Тот с сидячего положения сначала лег на живот, потом кое-как поднялся с пола и проковылял из своего угла к двери и обратно. Остановился в углу и стал во все глаза глядеть на таинственного старца в ожидании чуда.
Хозяин тем временем схватил за волосы таращившуюся на пришельца в страхе девицу и подвел к Иоанну, отпустил руку, пригладил ей волосы и предложил:
– А ну, матушка, каркни на дядю.
Немая, не очень понимая, чего от нее хотят, как голодный птенец, раскрывала рот, таращила глаза на старца, пожимала плечами и сипела горлом.
Гордый хозяин сверлил старца своим единственным глазом, ожидая, когда тот начнет призывать своего Бога. Он много слышал, что Галилеянин помогал просветленным старцам совершать чудо, и очень хотел наблюдать за процедурой целительства, чтобы потом свидетельствовать о чуде. Говорили, что раньше у него была светлая голова и он понимал много смыслов, но теперь все забыл, и в памяти ничего не удерживалось.
Иоанн понял, что не надо тревожить Бога. Он поможет сирым народным средством. Старый рыбак Зеведей учил своих сыновей: клин клином вышибают. Вот и решил Иоанн испробовать отцовский опыт.
Колченогий и немая не сводили с него глаз.
– Помоги нам, господин мой, – попросил колченогий, – помоги, и мы примем веру твоего Бога. Я слышал о Распятом Галилеянине. Он умел исцелять. Усопших поднимал с одра… Что нам делать, скажи?
– Ладно, – согласился Иоанн. – Я скажу, что тебе делать. Ложитесь на циновку у окна. Немая пусть ляжет ближе к стенке, а ты – рядом. Она пусть спит. А ты не спи. Жди. Как немая заснет, подними ей рубаху и постарайся раздвинуть ей ноги.
Праведник колченогий едва не грохнулся на пол от изумления. Он вытаращил глаза, а хозяин лачуги – одноглазый Гай – радостно заулыбался. Такое лечение было ему по душе. Такое он признавал. Если б он знал, что лечить глухонемую – молодую еще, грудастую девку – надо таким лекарством, о, он куда как сумел бы. Уж во всяком случае, лучше колченогого калеки. Он даже хотел предложить себя в качестве лекаря, но степенный вид старца смутил одноглазого Гая, и он промолчал.
– Побойся своего Бога, старец, – с беспокойством глядя на немую: вдруг она слышит, какой сговор против нее намечается, запротестовал праведный колченогий. – Разве я блудник какой, чтобы раз-двигать женщине во время сна ноги. Окстись, гре-ховодник!
– Хочешь исцелиться, делай, как я сказал, – устало повторил Иоанн.
– Да не смеешься ли ты над нами, старче? Не бес ли тебя, старого, попутал? – поддержал сомнения хромого пригревший странника и болезных пилигримов одноглазый хозяин дома, печалясь, что не ему выпало лечить немую. Он даже осудил нашего старца. – Где это видано, чтобы лечить немоту бессловесную через раздвигание женщине ног. Никогда не слышал! Клянусь Зевсом!
– И я не слышал, – поддакнул колченогий.
– А ты слышала? – обратился Гай к глухонемой.
Та неопределенно пожала плечами, как это она делала всякий раз, когда к ней обращались с вопросом или за советом, не ведая о ее безъязыкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89