воздух загудел особенно громко и тоскливо, а оконное стекло, выдержав удар грома, гулко задрожало, будто в него только что врезался комедийный герой-неудачник. Проснувшись, я вскочил с раскладушки:
– Неужели два часа дня?
– Полтретьего ночи, – сказал человек.
Человек сидел в комнате, за моим компьютером Экран монитора показывал заставку рабочего стола вывешенные мной утром, какие-то немецкие озера Лицо человека озарялось голубым и нездоровым светом Он два раза деловито откашлялся.
Тогда я кинул в него подушкой, чтобы удостовериться в его реальности, и только потом спросил:
– Это ты, Ф.?
– Ну, наконец, проснулся, – сказал Ф., перехватив мою подушку, – я тебя здесь уже четыре часа караулю.
Голова у меня болела: то ли дождь изменил атмосферное давление, то ли утомительные похороны и поминки, забравшие все минувшие сутки, вызвали эту мигрень, но хотелось сейчас только одного: зажмурить глаза и сквозь дрему слушать мокрую и ноющую темноту, засыпая постепенно. Но, крякнув, щелкнул выключатель, и в комнате загорелся яркий электрический свет, так что мне вновь пришлось подняться.
– И не думай спать, – Ф. встал из-за компьютера, – мне надоело ждать тебя и играть в этот идиотский «Сапер».
– Ты все-таки получил мои письма? – спросил я.
Еще недавно я ждал разговора с Ф. Представлял, что ему скажу, и что он мне ответит, а теперь слов у меня не было. Более того: видеть Ф. мне совсем не хотелось.
– Получил, – зевнул Ф., – ты очень меня позабавил.
– Поза-ба-вил!? – я предполагал любой комментарий к моим письмам, но только не «позабавил».
– Да, очень забавно, – кивнул Ф., – нет, про уран – это просто глупая бессмыслица. Зато про брахманов – очень смешно. И про Махно с этим, как его, Ахуро-Ниссаном, смешно тоже. Я, на всякий случай, в Москве показал твои опусы своей знакомой. Она историк, работает в аспирантуре МГУ. Она так хохотала, и знаешь, что у меня спросила?
– Нет.
– Спросила кто ты: сказочник или псих?
– А ты?
– Я сначала ответил ей, что ты сказочник. Потом, что ты – псих. А потом подумал и сказал, что ты и сказочник, и псих одновременно. Одно другому не мешает.
Во мне пробуждалась злость. Хорьки могут спать двадцать часов подряд ежедневно, но они все равно когда-нибудь просыпаются, непоседливые и свирепые. Очень хотелось опять кинуть чем-то в Ф.: на этот раз более тяжелым и твердым, но ничего подходящего под рукой не имелось, поэтому я просто спросил:
– И сам ты не веришь мне, Ф.?
– Нет, Растрепин. В этом нет логики.
– Логики? Нет логики!? А то, что твоя мать умерла от лейкемии, а отец сейчас загибается где-то среди янки, в этом есть логика? Тебя это не беспокоит?
– Не нужно трогать моих родителей, Растрепин! То, что случилось с ними – несчастное стечение обстоятельств. Они работали под Семипалатинском во время испытаний там ядерного оружия. Это раз. Я абсолютно здоров и никогда ни на что не жаловался (и моя сестра тоже). Это два Здесь нет ни урана, ни костей, ни проклятья, а у тебя нет никаких доказательств. Это три.
У меня действительно не было доказательств. Но кое-что я все же мог предъявить:
– А почему кошки Варвары Архиповны названы в честь спутников Урана: Офелия, Бианка, Розалинда?…
– Не смеши. Насколько я помню, – возразил Ф., – Архиповна называла их именами персонажей Шекспира. Она не виновата, что и спутники названы в их честь.
– Хорошо, а то, что холм называется Друг? Это тебе о чем-то говорит, Ф.?
– Друг? Обычное советское название. Может, немного и странное. Чаще ведь – Дружба, а не просто: Друг.
– Так знай, Ф. В языке Аратты, в языке Авесты и на санскрите, слово «друг» означает «ложь» и «зло», и этот холм так называется уже тысячи лет…
ф. подошел к кладовке, достал оттуда трехколесный велосипед «Гном-4», сел на него и поехал по комнате. Велогонщик плоскостопный. На Тур-де-Франс его не возьмут, однозначно. Когда же он накатается?
– И все-таки, ты псих, – сказал он, выписав колесами круг, – ты параноик, Растрепин.
Мои хорьки внезапно проснулись. Я схватил раскладушку и стал бить ее о стену, испытывая дикую радость оттого, что гнется ее дюралевый каркас:
– Я не параноик! – закричал я. – Когда-то в детстве, у меня определили склонность к шизофрении! Может, я шизофреник! Да! Но я не ПА-РА-НО-ИК!!!
Я отпустил раскладушку. Она с лязгом упала на пол. Ее уже сложно будет починить. Рядом с ней легла разорванная дикими хорьками простыня.
– Успокойся, пожалуйста, – испуганно сказал Ф.
– Я спокоен.
– Тебе просто нужно уехать отсюда, Растрепин. Я тебе это говорю, как друг.
– Друг? Не произноси этого слова!
– Ладно, но тебе нужно уехать из этого города подальше. Может, даже за границу. Нужно найти себе работу. Забыть весь этот бред. Посмотри на меня, Растрепин. Я не хочу хвастаться, но я многого добился. У меня хорошая работа, я прилично зарабатываю, у меня большие перспективы. И за это я благодарен только себе. А ты, Растрепин? Ты все всегда спускаешь в унитаз. Работу, учебу, любовь, все… А у тебя ведь в голове очень хороший процессор. Только вот программная оболочка установлена плохо… Кстати, ты знаешь легенду о том, как появился первый компьютерный вирус?
– Нет.
– Давным-давно, в незапамятные времена, один маленький банковский клерк боялся увольнения. Он написал программку, которая запустилась, как только имя клерка исчезло из платежной ведомости. И программка уничтожила все, к чему нашла доступ.
Раздался искрящийся треск. Электролампочка под потолком замигала вольфрамом в темпе сердечной аритмии. Дождь, наверное, вызывал помехи освещения.
– С вирусом это ты, конечно, на меня намекаешь? – предположил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88