голова, дела, события – обычно это я напрашиваюсь в квартиры к девушкам…
– ОК. давайте, то есть, давай, – соглашается Аня, но тон ее становится подчеркнуто деловым, как на собеседовании.
– Ты, Аня, об уране что-то говорила, слухи какие-то в вашей поликлинике.
– Это даже не слухи. Еще при Союзе, в восемьдесят восьмом году в мамину поликлинику приехала съемочная бригада из Москвы, снимать сюжет для какой-то передачи. Ну, знаешь, были такие тогда передачи о тех сложностях, с которыми сталкивается Перестройка. Борьба за Гласность и все такое.
– Были, – киваю я.
…По-моему, я начинаю ощущать потребность в ускорении: я нажимаю кнопку лампы, и электричество в комнате загорается, словно прожектор. На потолке вспыхивает проекция света, и она похожа на фотографию летающей тарелки…
– Так вот, – продолжает Аня, – Они встречались с нашим главврачом, просили истории болезней здешних жильцов. Даже взятку предлагали. Сказали, что по их данным, в глине, которую брали для постройки дома, был уран.
– А глина откуда?
– Глину брали на холме, там, где сейчас стоит танковая часть.
– Что же об этом никто не знает, если сюжет был но центральному телевидению? – я зеваю.
– Не было никакого сюжета. Бригада уехала неожиданно. А на следующий день к главврачу пришли люди и сказали, чтобы он молчал и никому ничего не говорил.
– Какие еще люди?
Мой вопрос вновь вызывает недоуменный взгляд. Аня направляется к окну, и ее сизая тень на полу становится длиннее. День паркуется, и темнота плавно выезжает со стороны автодрома…
– Ну, люди. Растрепин, неужели непонятно? – оборачивается она
– Чай, кофе? Прости, я сразу не предложил…
– Спасибо, я не хочу.
– Могу пельмени сварить.
– Не надо.
Аня обреченно вздыхает – я безнадежен и туп, как группа американских туристов…
– Хорошо, – я пытаюсь симулировать интерес, – Вот ты говоришь, врачу сказали молчать. Откуда же ты об этом знаешь:
– Да они когда-то в поликлинике выпили хорошо на день медработника, он и проболтался. Мне об этом мама рассказала, по секрету. А вслух они все и сейчас об этом говорить боятся…
– Аня, у тебя очень красивое имя.
– По сведениям ЮНЕСКО – самое распространенное имя на планете.
…Мои комплименты ее, почему-то, не впечатляют. Она проводит ладонью по системному блоку моего компьютера, и на ее ладони скапливается пыль. Она сдувает пыль, заодно посылая воздушный поцелуй небу за окном. Небо за окном снизу красное, а сверху розовое, и оно похоже на осевший в водке томатный сок…
– Если они боятся об этом говорить, то зачем ты пишешь на эту тему диплом? – спрашиваю я.
– Мама думает, что я пишу диплом о сокращении естественного ареала обитания степных дроф. Но про дроф как-то неинтересно. А еще, если честно, одна американская компания обещала выдать грант.
– Дай угадаю: американская компания занимается вопросом экологически чистых, альтернативных источников энергии? И их миссия – прекрасный новый мир.
…Аня достает из сумочки платок и вытирает ладонь, а в ее глазах читается досада. Досада, вызванная не то моей неопрятностью, не то бестактностью моего предположения…
– Да какая разница, Растрепин? – говорит она.
– Ну, а зачем тогда тебе я? В смысле, я хотел сказать: моя квартира?
– Мне нужно сделать замеры радиационного фона… Мне нужно узнать, как это отражается на здоровье жильцов. Люди они пожилые, тем более из семей военных. Они ничего не скажут, я бы их только напугала. Я посмотрела истории болезни в поликлинике. Тетя Нюра, регистратор, моя крестная. Из жильцов моложе шестидесяти, в доме числится только Ф. Я пришла поговорить с ним, а встретила тебя и очень обрадовалась.
– Как приятно.
– Не обольщайся, Растрепин. Ты человек здесь чужой, можно сказать, временный. И ты… Ты – идеальный…
– Соглядатай? – догадываюсь я.
– Называй, как хочешь. Просто мне очень нужна твоя помощь.
…«Просто тебе очень нужен грант», – думаю я…
– Даже не знаю, чем я тебе могу помочь. Люди в этом доме, по-моему, болеют не от радиации, а от старости. Поверь, в доме, где я провел свое детство, сейчас тоже одни старики остались, и они тоже болеют. На то они и старики, чтоб болеть, это их единственное развлечение. Что касается замеров, то доставай свой счетчик Гейгера, или чего у тебя там, и замеряй сколько хочешь…
Я встал и пошел на кухню. Теперь и я почувствовал досаду, даже о спине забыл. Час назад в сумерках у подъезда мне все казалось иначе. А теперь красивая девушка предлагала мне шпионить за соседями.
У газовой плиты я обнаруживаю оставшуюся с выходных бутылку пива. Я открываю ее о подоконник и выпиваю из горлышка за пару минут. Досада проходит вместе с похмельем, и я ощущаю резкую потребность подглядывать в замочные скважины. Следить и шпионить. Эх, я готов на подлости, ух, я готов на гадости. В общем, как обычно. Из какого фильма эта песня?
Со мной что-то происходит. Я возвращаюсь в комнату и опять ложусь на диван. Аня ходит с каким-то приборчиком и прикладывает его к стене в районе кладовки. Такие приборчики продаются в передаче «Воскресный Магазин» – с ними только помидоры на рынке замерять. Обнаружить с его помощью. уран – все равно, что открыть жизнь на Марсе, используя детский бинокль.
Я подхожу к компьютеру, включаю mр3-проигрыватель, выбираю папку «Radiohead», нажимаю «play». Опять меня тянет к дивану, будто я Обломов, первый представитель Generation X в мировой литературе. Достаю сигарету, курю, но хочется спать – даром, что целый день продремал на пляже…
– Как успехи? – спрашиваю я.
– Пока никак.
Заметно, что она совсем не умеет пользоваться прибором. Точно так же неловко мужчина держал бы в руках косметичку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88