– Посмотрите вон на те звезды над головой. С какой стати я должен задаваться вопросом об их назначении или рассуждать об их смысле? Возраст, положение, размер, скорость, расстояние до Земли, химический состав – вот и вся информация, которую я могу получить и которая мне нужна. Все остальное по определению будет туманным и расплывчатым. Когда мне известно, из чего состоит тот или иной объект, как он ведет себя, тогда мое любопытство в общем и целом удовлетворено».
Да, Маркс Марвеллос считал себя объективным исследователем объективного мира. По его убеждению, из миллиарда аспектов нашего всеобщего опыта лишь те имеют отношение к «реальному миру», которые способны дать нам количественные характеристики того или иного явления. Тем не менее он полагал, что религиозное чувство человека (по большей части иллюзорное) имеет свой материальный аналог. Именно эта убежденность вкупе с его стремлением познакомиться с количественными законами религиозных феноменов и привела Маркса в придорожный зверинец. Вот почему, несмотря на весь его материалистический взгляд на звезды, в его дневнике появилась дословная запись слов Аманды о том, что «звезды – это всего лишь проекции человеческой души, своего рода прыщики нашей совести. И одновременно они действительно существуют».
Вполне возможно, что Маркс также записал ее слова относительно стиля.
– Наверное, стиль, или форма, привлекает меня потому, что понятие содержания – это весьма сложное для меня понятие, – сказала она, скатывая тесто в булки. – Если вычесть из объекта все качества, которыми он обладает, то что останется? После того, как вы вычтете из звезды ее возраст, положение, размер, скорость, расстояние до Земли и химический состав, то от нее останется разве что только дырка в небе – или что-то еще? Например, этот кусок теста на столе обладает следующими свойствами: он мягок, податлив, бел, влажен, гладок и прохладен на ощупь. Но что он такое в целом? Что это за объект такой, который обладает такими качествами? Этому трудно дать определение. Вот почему, как мне кажется, понятие содержания следует заменить понятием формы. – Она остановилась, чтобы убрать с лица локон, от чего на ее щеке осталось мучное пятно. – К тому же я всего лишь воспроизвожу голоса. Точно так же, как дети в школе механически воспроизводят заученные фразы. Как река воспроизводит уклон русла, как кишечные газы воспроизводят содержимое желудка.
– Аминь последним твоим словам, – откликнулся Маркс, – аминь и еще раз аминь. А не приходило ли твоим голосам в голову, что содержание накладывает ограничения на форму, более того, определяет форму? Вот ты веришь в астрологию. В таком случае для тебя содержание – это каким образом и в какой мере цвет, свет и электромагнитное излучение звезд определяют наши личные качества. Но тут я вынужден сказать, что все это чушь собачья, потому что человеческое тело излучает в лучшем случае одну двухтысячную часть вольта, и как, позвольте спросить, на этот мизер способно повлиять магнитное поле звезд или планет? Однако независимо от того, разделяет кто-нибудь астрологические либо более рационалистические воззрения, например, положения генетики или бихевиористской психологии, ему придется признать, что в нашей жизни присутствует некая предопределенность. Содержание присутствует еще до того, как мы начинаем его замечать, от него нам никуда не деться, вот и получается, что стиль, форма – это всего лишь внешнее выражение содержания. Скажи мне, что я прав, и я тотчас пойду и встану за прилавок торговать сосисками. Ну скажи, ведь ты такая хорошенькая с мукой на щеках. Ты напоминаешь мне Джулию, Дитя Духов.
Аманда поставила булки в духовку и вздохнула.
– Мне нет нужды выбирать между астрологией и генетикой, потому что я не вижу между ними противоречия. Влияние и той, и другой на человеческое существо столь сложно, столь парадоксально, что вряд ли его можно объяснить в рамках какой-то одной области знания. Как-то раз, когда мне было двенадцать лет, мне довелось наблюдать, как паук пьет воду. Неужели ты думаешь, что это никак не повлияло на мою жизнь?
Она принялась ополаскивать миску из-под теста, и ее пальцы играли в воде, как вереница дельфинов.
– Все те, кому не дает покоя идея свободы, подлинной свободы – я не имею в виду свободу громко употреблять на людях слово «говно», или критиковать правительство, или молиться тому богу и в той церкви, в какой тебе хочется, а свободу быть свободным от любого языка, правительства или бога, – что ж, им ничего не остается, как при помощи формы изменить содержание. И если форма прекрасна, если она подвижна и одновременно совершенна, то тогда мы сможем воссоздать самих себя или, вернее, тогда мы сможем воссоздать внутри нас Бесконечный Кайф. Мы будет жить выше содержания, будем парить над предсказуемыми реакциями, социальным программированием и наследственными механизмами, пропуская сквозь себя частицы цвета и электричества или при желании удерживая их в себе, превращая их в часть наших действий. Вот что мне сказали голоса. Они сказали мне, что форма – это то, что человек носит внутри себя, а не выставляет напоказ. А я люблю выставлять.
На краю ложки застыл крошечный лепесток теста, и Аманда слизнула его.
– Кстати, Маркс, когда сегодня за ужином будешь есть хлеб, будь добр, случайно не проглоти мое старое индейское кольцо. Кажется, я уронила его в тесто.
* * *
– Как я понимаю, ты веришь в генетическую память, – сказал Маркс Марвеллос. – Согласно твоим представлениям, наши клетки хранят в себе все, что когда-либо произошло в этом мире, в том числе самые тайные, самый сокровенные механизмы вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141