Кардинал так и не потребовал его назад – возможно, предпочитая, чтобы бумага где-нибудь затерялась. Но точно так же, как иные монастыри вырастают вокруг святых мощей – например, косточки среднего пальца святого или обгорелого брючного отворота мученика, – пахомианки объединились в общину вокруг документа. И это при том, что текст документа не имел ни малейшего отношения ни к святому Пахомию, ни к какому бы то ни было конкретному уставу, сестрами соблюдаемому, – вот разве что был отчасти связан с пустынями, причем суть этой связи от Свиттерса оставалась сокрыта. Однако ж пахомианки стали ревностными хранительницами документа, видя в нем объект заботы и что-то вроде известкового раствора, скрепляющего камни обители воедино; долг и отличие, символическую и в то же время осязаемую точку опоры, центр вращения их трудов во имя человечества и Христа.
– В прошлом здесь ходили караваны, – рассказывала Домино. – Караваны с верблюдами и мотоколонны, но за последние лет десять мы видим разве что редкие отряды кочевников, вроде того, что оставил вас у нашего порога, да еще грузовик проезжает раз в несколько недель – он курсирует между Дамаском и Дейр-эз-Зором, возит пассажиров, грузы и почту. Дорог тут, разумеется, не проложено – только то, что природа сохранила от древних караванных путей.
В силу своего обособленного положения и скудности церковной поддержки пахомианским сестрам пришлось по возможности превратить оазис в самостоятельное хозяйство. На протяжении десяти лет как минимум этот клочок земли использовался как центр подготовки офицеров друзской милиции и командный пункт, а земледелием и сельским хозяйством никто не занимался. Монахиням потребовалось несколько лет упорного труда, чтобы восстановить плодородие почвы. Они убирали, вычищали, возделывали, обрабатывали, насаждали, подрезали – а между делом заодно и переоборудовали друзскую мечеть в часовню. В течение этого времени ни Церковь, ни общество ничего о них не слышали, и об ордене почти позабыли.
Однако в конце восьмидесятых годов в печати как церковной, так и светской стали появляться письма, эссе и статьи за подписью Красавицы-под-Маской; и при том, что разброс тем был порой весьма широк, суть этих писаний сводилась к беззастенчивому призыву к Папе санкционировать противозачаточные средства. Красавица-под-Маской утверждала, будто в придачу к тем бедам, что бесконтрольное воспроизведение несет женщинам и детям, нищета, насилие, наркомания, невежество, душевные болезни, загрязнение окружающей среды и климатические изменения, досаждающие человечеству в целом, коренятся главным образом в безответственном или вынужденном размножении. Землю уничтожат не мега-оружие, астероиды, землетрясения или пришельцы из космоса; землю уничтожит перенаселение, писала она. Пророческие слова «грядет огонь» подразумевают жар в чреслах; и, если таковой не усмирить должным образом, приведет он в итоге ни к чему другому, как к катастрофическому глобальному потеплению.
– Самоочевидный вывод, – кивнул Свиттерс, – это при шести-то миллиардах жрущих глоток и таком же количестве срущих анусов. Но религиозные фанатики – и пустоголовые придурки Нового Времени, не могу не добавить, – просто дождаться не могут конца света. Для них светопреставление – это джекпот игрового автомата с золотом, тот самый день, когда им наконец позволят вонзить подрагивающую от нетерпения вилку в небесный пирог. А вам когда-нибудь приходило в голову, сестра Д., что загробный мир, по всей видимости, еще более переполнен, чем наш ошметок глины, – ведь все когда-либо жившие христиане встали там лагерем… ну, с пожиранием пирога там все в порядке, хотя с трудом могу представить себе в раю срущие анусы. А вы что думаете? Наверняка ведь Господь изобрел бы какую-нибудь альтернативную систему?
В ответ Домино одарила его взглядом, в котором читались жалость, презрение и отвращение. Ну что ж, вполне заслуженно, подумал про себя Свиттерс. Он плюнул на ее пол, он не стесняется в речах; наверняка она считает его невежей неотесанным. Откуда ей знать, что плевательный ритуал служит своеобразным экзорцизмом или что словосочетание «срущие анусы» он употребляет лишь в абстрактном смысле и не иначе? Да вообрази он только одно такое отверстие – не говоря уже о миллиардах, – исполняющее функцию столь низменную, да он бы первым преисполнился отвращения, еще почище нее самой. В конце концов, она – женщина, умеющая выносить ночные горшки за больными, в то время как он представляет себе прямую кишку – в те редкие моменты, когда вообще о ней задумывается, – как вместилище белого света, как впускной клапан, сквозь который та мистическая энергия, что мудрые «старички» Бобби Кейса называли кундалини, входит в тело и неспешно ползет вверх по спинному хребту, свиваясь блестящими кольцами, точно Змий, несущий божественное знание простодушным деревенщинам Эдема. Просветление или испражнение: о анус, в чем истинная твоя цель?
– Прошу прощения за «сортирный» подтекст, – извинился Свиттерс. Вот уже в третий раз он извинялся перед нею за такое же количество дней; и инстинктивно чувствуя, что этот человек каяться не привык, сестра Домино не могла его не простить.
– Не подтекст, а контекст, – поправила она со снисходительной улыбкой – и продолжила рассказ.
Со временем в Ватикане вычислили-таки, что Красавица-под-Маской – это аббатиса Кроэтина. Ей приказали умолкнуть и перестать писать. Она отказалась. Прочие пахомианки, включая Домино, тоже принялись публиковать письма. Сестры заволновались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191