Концерт только начинается, – бормочете вы, отодвигая бокал и борясь с нестерпимым желанием обхватить голову руками.
20:46
– Гвендолин, я до сих пор исходил из предположения, что ты первым делом обзвонила друзей, любовников и родственников Кью-Джо и убедилась, что никто из них ничего не знает. И все же спрошу: так ли это?
– Обзвонила бы, если бы было кого обзванивать. Ее семья живет где-то в Огайо, я могла бы найти телефон у нее в записной книжке, но зачем беспокоить людей? И потом, вряд ли Кью-Джо отправилась бы из твоей квартиры прямиком в Огайо. Она вообще ненавидит Огайо!
– Тут она не одинока. А как насчет друзей?
– Есть парочка астрологов, с которыми она общается. Но никогда не остается у них ночевать. Я даже имен не помню.
– Любовники?
– Ничего постоянного. Кью-Джо предпочитает случайные контакты. Да и то нечасто. При ее-то размерах…
– Да, понимаю. Хотя при определенных обстоятельствах я бы очень даже…
– Ну, ты – это другое дело. Ты и сам… странный.
– Так только кажется.
Даймонд кладет свою руку – ту, что украшена мистической наколкой – поверх вашей. Вы замираете. А потом осторожно убираете руку, якобы для того, чтобы отпить винный коктейль, к которому, по правде говоря, совершенно утратили интерес после того, как узнали, что туда подмешан «Гуфи». Рука вибрирует еще секунд сорок.
– Есть предложения? – спрашиваете вы.
– Естественно. – Он снова тянется к вашей ладони. Вы отодвигаете ее.
– Я имею в виду, насчет…
– Кью-Джо?
– Разумеется. И еще… еще насчет моей ситуации. С работой. – Вы невзначай придвигаете руку обратно, в зону досягаемости.
Даймонд качает головой и смотрит на вас со смешанным чувством жалости и ужаса. Такой же взгляд был у отца, когда он слушал, как вы берете уроки вокала. Как только вам исполнилось четырнадцать, он почему-то решил, что такой необычный голосок нужно развивать. Фредди надеялся, что его дочь станет знаменитой джазовой певицей, и поэтому два раза в неделю вы отправлялись после школы на автобусе в Центральный район, где прилежно перенимали вокальную премудрость у негритянки, лишь номинально уступающей Кью-Джо в обхвате груди. В конце каждого урока отец появлялся в дверях и, закрыв глаза, слушал ваш голосок, скачущий из тональности в тональность, как голодная музыкальная белочка. «Ох, Пипи», – говорил он, качая головой. И смотрел, как сейчас смотрит Даймонд.
– Пора уже поумнеть, – говорит Даймонд.
– Что-что?
– Пора поумнеть, – повторяет он с модуляциями Даблъю-Си Филдса. – Тот факт, что ни у одной девчонки от Лос-Анджелеса до Чикаго нет такой классной попки, еще не дает тебе права использовать ее вместо головы. Тем более что мне она нужна для другого. Поднимись над своими карьерными страхами, Гвендолин! Поднимись или навсегда останешься с жабами.
– С жабами?!
– Практически все виды жаб умеют плавать, но в отличие от лягушек они лезут в воду только по принуждению. А ведь наша планета на две трети покрыта водой! Кого, по-твоему, правильнее назвать ограниченными: жаб или лягушек? Лягушки гладки, влажны и блестящи; жабы сухи, грубы и бородавчаты. – Он чешет заросший подбородок. – К тому же у жаб есть еще один серьезный недостаток.
– Какой? Говори скорее, не томи, я всю жизнь мечтала узнать!
– Жабы не скрещиваются с лягушками.
Вы залпом допиваете дурацкий винный коктейль и делаете вид, что встаете из-за стола:
– Поднимись над своими сексуальными заботами, Даймонд! Поднимись – или сегодня вечером останешься без моего общества.
– Браво! Туше! – отвечает он. – Прости, не удержался, чтобы лишний раз не выразить свою привязанность к земноводным.
Впредь постараюсь держать себя в руках. – И добавляет, показав глазами, что ваше демонстративное полувставание не осталось незамеченным: – Если помогу с работой, ты останешься?
20:40
Разумеется, все не так безоблачно. То, что Даймонд называет помощью с работой, выливается в длинную лекцию о вреде устаревшей и ретроградной привычки работать на зарплату. Он долго и нудно в своей характерной гнусавой манере распространяется о том, что в контексте человеческой истории постоянная работа является случайным сбоем, кратковременным отклонением от вектора прогресса. Люди, заявляет он, обрели разум миллион лет назад (вы сомневаетесь, что это правда), однако работа с регулярной оплатой практикуется лишь на протяжении последних пяти веков (это тоже не похоже на правду), что на общей временной шкале выглядит весьма скромно. Он поясняет, что люди работали все время, но современный порядок – с бухгалтерией, зарплатой и отпусками – возник совсем недавно. А теперь, с нашествием роботов, компьютеров и всеобщей автоматизации, этот порядок снова отходит в прошлое. Так что с исторической точки зрения постоянная работа – быстротечная, отживающая себя мода.
В наши дни мировые правительства используют постоянную работу – точнее, иллюзию постоянной работы – в качестве рычага управления. Всякий раз, когда поднимается шум по поводу истребления животных, вырубки лесов или загрязнения водоемов, государственные жабы заявляют, что экологический наезд совершается во имя сохранения или создания рабочих ест, и протестующие голоса затихают, как хруст ветшающих долларовых банкнот. Самые грязные решения политиков, включая незаконные и аморальные попытки вооруженных интервенций, оправдываются тем, что это поможет американцам сохранить рабочие места. На протяжении последних семидесяти лет практически все кандидаты на государственные посты приступают к избирательной кампании, насадив на ржавый крючок резинового червяка под названием «новые рабочие места», и гонку выигрывают те, чей червяк смотрится живее, хотя все избиратели, за исключением врожденных олигофренов, не могут не понимать, что по мере развития технологии количество рабочих мест только уменьшается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117