– А теперь – бей!
Я подумала секунды две, а потом размахнулась и – изо всех сил, сплеча! – влепила Z. аккурат по тому месту, куда он только что прикладывал мою ладонь.
Удар прозвучал в полнейшей тишине. После этого звона, кажется, раздался общий вздох.
У меня тряслись коленки. Z. прикрыл глаза и улыбнулся, замерев. Девушка Z. сидела молча, покрасневшая, и смотрела вниз. F., напротив, поднял глаза и процедил сквозь зубы, глядя на Z.:
– Сейчас ты у меня, кажется, получишь совершенно бесплатно…
Тут все начали как-то оживленно говорить, говорить, делать вид, что ничего не произошло, Z. встал и, горя краснющей щекой, направился к выходу. Сто баксов так и остались лежать на столе, а я оглядывала в изумлении свою ладонь, которая впервые врезала что есть мочи по мягкому человеческому лицу. И, что поразило меня более всего, – это было не самое неприятное прикосновение в моей жизни. Нет, не самое. Совсем наоборот.
На следующий день пришла эсэмэска от Z., который ухитрился раздобыть где-то мой номер. Он очень смешно извинялся за пьяные причуды и сообщал, что его щеки горят до сих пор.
Так мы начали общаться. Я хотела написать «подружились», но передумала. Все-таки Z. мне совершенно чужой человек.
G. все время присылает мне ссылки на разные интересные фотографии. Мы с ним так и познакомились – кто-то дал ему мой адрес, сказав, что я ужасно интересуюсь фотографией. Это была какая-то ошибка, но вот уже второй год мы болтаем с G. по айсикью и в том числе обсуждаем фотографов и фотографию.
И вот G. присылает мне как-то ссылку на очень такой печальный репортаж: там девушка выходит замуж за солдата, у которого вместо головы – один сплошной ожог. Заживший уже, но все равно – лица нет, нет носа, нет бровей, ушей нет, волос, само собой, нет. Вместо рта – какая-то щель, и – прорези глазок во всем этом месиве…
Девушка в белом платье, все как полагается, только глаза грустные, а парень этот, изуродованный, – в военном мундире какой-то там страны. Мундир очень браво так выглядит, но по мне, после того что он от своей страны получил, я бы на его месте лучше в костюме инопланетянина разгуливала, чем в этом вот мундире.
И вот мы с G. начали обсуждать этого человека, его девушку, его свадьбу. Так все, во всем мире, видя эти фотографии, наверное, обсуждают их. Жалеют парня, жалеют девушку, думают – а какой он раньше был? Красавец, наверное? У них небось фотографии остались, девушка будет иногда смотреть на них и плакать. А детки вот все равно ведь будут на него настоящего похожи?
Ну, в общем, в голову сразу же пришло все то, что всем, наверное, и приходит при просмотре этого репортажа.
И вдруг я подумала – а вот если бы это был А.?
Я очень хорошо представила себе, что это А. – сквозь это ужасное лицо вдруг словно бы даже проступили черты А. Впрочем, у меня давно уже такая болезнь – во всех вижу А.: и в младенце в коляске, и в портрете в музее; у меня галлюцинации, связанные с А., поэтому я не удивилась, что и в этом калеке увидела А. Но вот что – я сразу же перестала жалеть этого обожженного, он перестал казаться мне уродом, и я очень хорошо представила себе, что если бы это все-таки был А., и вот, например, он приехал бы ко мне и сказал: «Вот я, я такой, ты хочешь быть со мной?»
Только, конечно же, А. не придет никогда и не скажет ничего подобного, потому что А. никогда не окажется на войне, и никогда…
Никогда, никогда.
На одной масштабной художественной выставке целую стену огромного общего выставочного зала занимали полотна некоего художника – очевидно, «звезды» этого сезона. Сами холсты были огромных размеров, а посреди экспозиции автора был подготовлен чистый холст, подъемник и все прочие инструменты для живописного мастер-класса.
Автор поражал своими сюжетами. В благополучной Европе, в чистеньком небольшом городке, где проходил арт-форум, в светлых и элегантных выставочных залах эти картины выглядели особенно странно – они изображали людские страдания в самых безжалостных проявлениях. Толпы изможденных, голодных, костлявые руки, натянутые жилы, окровавленные мускулы, ссохшиеся груди, оскаленные рты… мертвые младенцы, распятые старики… Художник отлично про– штудировал анатомию, и оттого все эти апокалиптические видения ощущались еще более внятно. Цвет в этой «живописи» не играл никакой роли – все утопало в коричнево-гнойной дымке; казалось – протяни руку, и ты погрузишься, влипнешь, тебя засосет безжалостное смрадное болото, где ты тоже умрешь от голода и горя.
На столиках вдоль стены с этими холстами лежали роскошно изданные монографии автора для продажи: на обложках был явно псевдоним: там было написано просто – H.
Я задержалась возле этого стенда, надеясь, что художник, несомненно монстрообразная фигура, почтит своим присутствием мрачное шоу.
Кто он, этот человек Н.? – гадала я. Очевидно, он стар, и ему уже отвратительна жизнь. Вероятно, в детстве он прошел ужас концентрационных лагерей. Может быть, он инвалид и познал отчаяние немощи и унижение непохожести на всех? Кто он, этот Доктор Франкенштейн, производящий в таком количестве свои мрачные создания? Печать какого страдания и каких мук лежит на его демоническом лице?..
И вот среди посетителей началось какое-то движение – судя по всему, автор был уже где-то среди нас.
Я напряженно всматривалась в людей, вокруг которых закрутилась воронка, и все равно не могла ничего понять.
Наконец свершилось представление гениального живописца публике. Сомнений быть уже не могло. Его (а верней – ее) представили, назвав тот самый псевдоним Н.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8