(Кулачный же бой и борьба британская, с применением рук — не в чести были. Пусть женщины в своих сварах друг друга за волосы таскают! А мужчине руки в бою нужны лишь для того, чтобы держать в них оружие…)
Не так уж много лет назад еще одна воинская забава практиковалась: встанут двое друг против друга, мечи наголо — и пошел свист стали…
Нет, не сражались — проверяли мужество и выдержку друг друга. Чуть шевельнулся, отклоняясь от сверкнувшего вплотную перед лицом железа, даже мигнул, даже просто бровью дрогнул — уходи, понурив голову, с ристалища, под насмешки зрителей.
Так продолжалось, пока девятнадцатилетний Дарда Мак-Лауд, сын Криденбелла, не разнес череп своему сверстнику, Лох Мак-Лауду, сыну Дайн Кехта.
Быть может — случайно.
А быть может — оттого, что оба были влюблены в юную Айфе, дочь Эохайда, а Айфа не давала явно знать, к кому из двух она благоволит больше.
Взялись тогда за оружие отцы Дарды и Лоха. А за ними вслед — братья отцов, друзья отцов, друзья отцовских братьев…
И уж грозила кровная месть ополовинить клан Мак-Лаудов.
Тогда собрались старики клана и, обсудив, постановили: смерть на состязаниях убийством не считать. И освободили род Дайн Кехта от права и долга кровников, позволив роду Криденбелла внести за кровь выкуп половиной своих стад, третью оружия и четвертью золота, которым владела семья.
А потом еще одно решение вынесли старики: впредь, чтобы избежать повторения такого, — не быть на состязаниях мечевой игре…
И мудрым было решение это, но с завистью косилась молодежь на сидевшего в рядах зрелых воинов Дункана Мак-Лауда. Он, ныне тридцатилетний, был последним из победителей клинковых игрищ, превзойдя выдержкой в тот самый день одного за другим четверых противников.
Эндрю Каннингхейма он одолел тогда, из рода Каннингхеймов с горы Балвери, за ним подряд трех молодых Мак-Лаудов: Балода, Майкла и Дарду.
(Того самого Дарду, который минуту спустя пролил кровь своего единородца, — что и послужило концом состязаний…)
А сейчас Дункан в игрищах не участвовал: как по возрасту (был он зрелым бойцом, закаленным во многих битвах — и не было нужды ему, подобно юношам, доказывать свое мужество), так и по другим причинам.
Знал он (многократно было проверено!), что нет ему равных. Ни на дубинках, ни на мечах. Ни в стрельбе, ни в борьбе. Но знал это не он один…
Ведал об этом также Ронар ап Форгейм Мак-Лауд. А Ронар недаром звался таном, главой клана Мак-Лаудов. Перед боем же не следует вызывать неудовольствие тана, — ведь завтра именно он поведет свой род на врага…
Но все же хмуро косился тан в сторону Дункана: очень ревнив был он к чужой славе. И так же хмуро провожала Дункана взглядами тройка остальных ап Форгеймов, братьев Ронара.
…А Дункан пил, смеялся и пел песни наравне со всеми — и вскоре подозрения оставили четырех братьев. Успокоившись, они тоже отдали дань элю и виски.
И ночь, накинув на Мак-Лаудов черное одеяло с прорехами звезд, застала весь клан в состоянии, весьма отдаленном от трезвого.
Если бы враг атаковал этой же ночью — благо, кроме звезд светила и полная луна… Да, тогда враг снискал бы легкую победу.
Но враги — клан Фархерсонов, с которыми Мак-Лауды не поделили пастбищные земли, — были сейчас не более трезвы, чем те, с кем им предстояло драться наутро. Да и вообще — мерзостью почитают горцы нападать при свете лунного диска на спящих неприятелей…
Утро застало их там же, где и вечер, — кого за пиршественным столом, а кого и под ним…
С первым криком петуха с трудом приподнял тан Ронар над столешницей тяжелую похмельную голову и повел по сторонам мутным взглядом.
Ко второму петушиному крику взгляд Ронара ап Форгейма приобрел осмысленность.
А к третьему — встал тан на ноги, почти не качаясь, и поднес к губам медный рог, служащий для подачи сигналов.
И когда затрубил он, раздувая легкие, — зашевелились вокруг Мак-Лауды, стремительно, до звона в ушах, трезвея, будто пробуждалась от векового сна фианна Финна Мак-Хумайла [Финн Мак-Хумайл — легендарный вождь древней Шотландии; фианна — священная дружина, члены которой считались друг другу братьями; согласно легенде, Финн и его фианна, совершив множество подвигов, удалились в глубокую пещеру, где пребывают и поныне в непробудном сне, ожидая, когда кто-нибудь проникнет в пещеру и протрубит в боевой рог Финна].
И каждый шарил вокруг себя руками — ища оружие, проверяя, на месте ли доспехи…
…А где-то далеко, за грядой холмов, пробуждались и осматривали свое оружие Фархерсоны.
Говорили в старину: зло есть добро, добро есть зло…
4

Говорят: каждое сражение начинается задолго до своего начала… Это значит — надо тщательно блюсти ритуал, предшествующий бою. Ибо от него многое зависит…
Зависит готовность воинов сражаться. Зависит вера их в своего предводителя.
А более всего — благосклонность судьбы…
Древний бог войны Ангуз — а именно ему, а не Распятому Богу, в глубине души молится перед битвой каждый хайлендер — ревностно следит, чтобы до мелочей соблюдались стародавние обычаи!
Трудно сказать, как повернулось бы дело, если бы Ронар, согласно древнему правилу начала войны, вынул боевой нож из-за отворота правого чулка и переложил его вместе с кожаным чехлом по внутреннюю сторону ноги.
Наверно, Ангуз был бы доволен…
Но — не дотянуться было тану до своего чулка. Да и не было с ним в этой битве традиционного ножа с топазом, вправленным в рукоятку.
Сплошной доспех испанской работы покрывал тело тана, от сапог до макушки облив его блеском полированной стали. И помехой оказался бы шотландский клинок для кованого точно по ноге наколенника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41