– О, это мелочи! Пища, меха.., мы немного шьем для него.., отдаем ему лучших щенков и лучшую добычу...
– Ах, вот что это за плата... – Банни никогда не слышала, чтобы Диего говорил таким тоном, но тотчас поняла, к чему он клонит. – И с его помощью все ваши несчастья закончились?
Ответом ему служили серьезные кивки.
– И планета не против того, чтобы вы рылись в ее недрах, – Диего сопроводил эти слова резким жестом, словно бы вонзал инструмент в землю, – и наносили ей глубокие раны?
Его жесткие слова вызвали удивленный шум.
– Ты, молодой Диего, чужой этой планете, ты не рожден на ней. Откуда тебе знать о ее желаниях? Откуда тебе знать о том, что нужно нам? Ты не понимаешь ни планету, ни нас, ни того, как обстоят дела здесь, в Проходе Мак-Ги, – сурово проговорил Миук, приняв некоторое подобие боевой стойки.
– Возможно, это и так. – Диего смотрел на говорящего без страха; Банни одновременно и гордилась им, и боялась за него. – Но у меня есть песня, которую я хотел спеть вам...
Банни тихонечко облегченно вздохнула. Несомненно, Диего быстро учится. Напряжение ослабело – ровно настолько, чтобы дать понять: люди готовы воспринять песню, но не слова, обращенные против их шаначи. Банни оглядела собравшихся. Только на одном лице она не увидела выражения готовности к защите, перемешанной со страхом. Светловолосый парнишка, Крисак, поначалу показался ей попросту замкнутым и угрюмым, но, пока он слушал Диего, на лице парнишки все отчетливее проступал гнев, обращенный явно не на Диего и не на Банику...
Привычно, так, словно он делал это всю свою жизнь, а не последние несколько месяцев, Диего поднял голову, прикрыл глаза и запел ту песню, которую сложил для лэтчки в Килкуле:

Я появился здесь недавно, и была буря.
Буря была в моем сердце, в уме и в душе.
Я попал в бурю вместе с Лавиллои.
Она спасла меня, когда перевернулись сани.
Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.
Она спасла и моего отца – своей мудростью.
Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,
Которой, как все говорят, я не видел.
И все же я видел пещеру, и видел воду,
И видел узоры из воды и ветра.
Я видел – снег сверкал, как россыпь алмазов.
Я видел – ветры кивали мне, воды пели.
А лед отвечал им, и снег смеялся.
Я видел зверей в воде и на суше,
И они тоже смеялись и пели.
Они были добры ко мне
И отвечали на все мои вопросы,
Но я не знаю, о чем я их спрашивал,
И не знаю, что они мне отвечали.
Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,
Говорящие льды и смеющийся снег -
И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню
И поверьте мне. Потому что я видел
То же, что видели вы.
И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!

– Диего – не чужой Сурсу. Планета говорила с ним, – тихо сказала Баника в уважительной тишине, наступившей следом за истинной песней.
– Планета говорит с немногими, – кивнув, проговорила Ива.
– Но здесь, – хрипло заговорил Миук, – планета говорит с Сатоком, и только с ним: мы должны повиноваться ему во имя планеты.
– Хорошо сказано, Миук. – Саток просунул голову в окно, которое сумел открыть совершенно бесшумно; его появление сопровождалось судорожными вздохами изумления. – И хорошо спето, юный путешественник.
Покраснев от смущения. Ива быстро поднялась и открыла дверь: должно быть, ей было стыдно за то, что шаначи был вынужден слушать песню через окно. Банни пришло в голову, что именно так шаначи и узнавал о том, что происходило в его селении.
Войдя в дом, Саток сразу же направился к кровати, на которой сидели Банни и Диего; однако Диего быстро придвинулся к девушке, так что Сатоку пришлось сесть рядом с ним, а не с Банни, как явно намеревался сделать шаначи.
– Итак, юный путешественник, ты думаешь, что планета может говорить разным городам разные вещи? – спросил Саток, пренебрежительно кривя губы.
– Ваш поселок находится рядом с рудниками, а Килкул – нет.
– Однако Лавилла разыскивала новые рудники, когда вы попали в снежную бурю, разве нет?
– Да, но мы были далеко к востоку от Килкула и к северу отсюда, – спокойно ответил Диего. Банни невольно подумала о том, что он умнее, чем шаначи, который явно пытался на чем-нибудь подловить молодого человека.
– И что еще сказала тебе планета, из-за чего ты сложил такую песню?
Диего посмотрел прямо на Сатока, чье лицо приняло весьма угрожающее выражение.
– Планета дала мне слова для песни. Но теперь во рту у меня пересохло; к тому же мы проделали долгий путь, чтобы встретиться с Ивой Коннелли и поблагодарить ее за подарки, и мы принесли ей ответные дары.
– Ба! – Скривившись, Саток бросил презрительный взгляд на рассаду. – Когда Компания отдаст приказ, у нас не будет времени что-нибудь выращивать.
– Но сейчас время есть, – заговорила Банни, воодушевленная словами Диего. – Дни становятся достаточно длинными, а почва здесь вскоре станет пригодной для посева, так же как и в Килкуле. Компания поставляет нам только консервы и сушеные продукты, а людям нужна свежая пища.
Саток вскочил на ноги.
– Что хорошо для моего народа, буду решать я, а не вы! – Он резко развернулся к Иве. – Ты не примешь их подарки!
Ива выглядела испуганной и потрясенной, но Сатоку явно не было до этого дела:
– Когда планета решит, что вы достойны даров, она даст их вам сама.
Он перевел взгляд на Диего и Банни, над которыми возвышался сейчас как башня:
– Вас сюда не приглашали, – ткнул он толстым указательным пальцем в Диего. – Вы приходите сюда и пытаетесь говорить моим людям, что они должны делать. – Теперь он указывал на Банни, и на лице его промелькнуло странное алчное выражение. – Планета говорит моими устами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105