Молодец! – одобрительно проговорил сержант.
Затем он вернулся к своей теме.
– Капитан Тейлор говорит, что скоро будет введена Всеобщая Воинская Повинность. И волонтер окажется в совершенно отличном от любого призывника положении. Это уж как пить дать.
Тристрам захохотал. В дверном проеме стоял стул, и он опустился на него, изнемогая от смеха.
– Рядовой Фокс! – смеясь сквозь слезы, проговорил Тристрам.
– Вот и молодец! – одобрительно сказал сержант. – Вот это настоящий армейский дух! Улыбайтесь, всем советую. Лучше улыбаться, чем наоборот. Итак, – подводил итоги сержант, стоя в положении «вольно» и кивками приветствуя вновь прибывающих бродяг, – вы теперь служите в армии. Отныне вы должны мужественно переносить все тяготы армейской жизни. – Тристрам продолжал смеяться. – Вот как он.

ЧАСТЬ V
Глава 1
Ицли-пицли-бу-бу-бу! – сказал Дерек Фокс сначала одному из смеющихся и пускающих пузыри малышей, а потом другому. – Бу-бу-бу, гу-гу-гу! – побубукал Дерек сначала своему маленькому тезке, а затем, щепетильно с теми же звуками и выражением, маленькому Тристраму. Он всегда и все делал со скрупулезной справедливостью, это могли засвидетельствовать его подчиненные в Министерстве плодовитости. Даже Лузли, пониженный в звании настолько, насколько позволяла его чиновная должность, вряд ли мог кричать о несправедливости, хотя он теперь и пытался доказать, что Дерек – гомосексуалист.
– У-тю-тю-тю-тю! – сюсюкал Дерек, поочередно делая близнецам «козу». Братья, сидя в своем загончике, пускали пузыри, словно две рыбешки, и, ухватившись за прутья пухлыми ручонками, непрерывно приседали. Маленький Тристрам громко повторял, как заклинание: «Да! Да! Да!» – Да, – проговорил Дерек серьезно, – у нас должно быть больше, гораздо больше детей.
– Чтобы их забрали в армию и застрелили? – спросила Беатриса-Джоанна. – Это невозможно.
– О, это же…
Дерек, сцепив руки за спиной, прошелся по гостиной, словно по капитанскому мостику. Потом он допил свой кофе. Гостиная была просторной; да и все комнаты этой выходящей окнами на море квартиры были просторными. Теперь для людей калибра Дерека хватало места, так же как и для их жен, псевдожен и детей.
– Каждый должен испытать свою судьбу, – проговорил Дерек. – И каждая – тоже. Вот почему у нас должно быть больше детей.
– Чушь! – ответила на рассуждения Дерека Беатриса– Джоанна, раскинувшаяся на диванчике с толстой ворсистой обивкой цвета бордо. Диванчик был футов восьми длиной. Беатриса-Джоанна листала последний номер «Шика», журнала мод, который сплошь состоял из картинок. Турнюры, отметили ее глаза, рекомендовались Парижем для ношения днем; смелые декольте были de rigeur вечером; гонконгские чонсамы были призваны возбуждать похоть своими четырьмя разрезами… Секс. Война и секс. Младенцы и пули.
– В былые времена мне бы сказали, что я превысила свою норму, – задумчиво проговорила Беатриса-Джоанна. – А теперь твое Министерство укоряет меня в том, что я не выполняю план. С ума сойти.
– Когда мы поженимся, по-настоящему поженимся, я имею в виду, ты, может быть, станешь относиться к этому по-другому.
Он обошел диванчик и поцеловал Беатрису-Джоанну сзади в шею, золотившуюся нежным пушком под слабыми лучами солнца. Один из близнецов, возможно маленький Тристрам, как бы в качестве юмористического звукового сопровождения, «пукнул» губами во время поцелуя.
– Тогда, – игриво продолжал Дерек, – я смогу по– настоящему начать говорить о супружеских обязанностях жены.
– Сколько еще осталось?
– Около шести месяцев. Тогда будет полных два года с тех пор, как ты видела его в последний раз.
Дерек снова поцеловал ее прелестную шею.
– Это установленный законом промежуток времени для пребывающих в бегах от семьи.
– Я все время думаю о нем, – призналась Беатриса– Джоанна. – Я ничего не могу с этим поделать. Два дня назад я видела сон. Я видела Тристрама совершенно ясно. Он шел по улице и звал меня…
– Сны ничего не значат!
– И я все думаю о том, что сказал Шонни. Что он видел его. В Престоне.
– … как раз перед тем, как беднягу посадили в психушку!
– Бедный, бедный Шонни!
Беатриса-Джоанна бросила на близнецов взгляд, полный безумного обожания.
После потери детей и отступничества от своего Бога мозги у Шонни повернулись; теперь он распевал речитативом длиннейшие литургии собственного сочинения в одиночной палате госпиталя «Уинвик» под Уоррингтоном, что в графстве Ланкашир, и пытался жевать «святые покровы» с казенной кровати.
– Я не могу не думать об этом. Мне кажется, что Тристрам везде бродит, по всей стране, и ищет меня.
– Имелись пути и средства решения проблем, – проговорил Дерек. – Было ли это нравственным поступком бросить вас – тебя и двоих детей! – на произвол судьбы? Я уже говорил и теперь повторяю снова, что наиболее милосердно – считать Тристрама давно погибшим и съеденным. С Тристрамом покончено, всё! Теперь есть ты и я.
И будущее.
Склонившись над ней, он улыбался улыбкой уверенного в себе человека. Ухоженный и гладкий, Дерек, казалось, олицетворял собой это будущее.
– О Боже! – произнес он вдруг без всякого волнения. – Время!
Часы на противоположной стене кротко напомнили ему о времени. Они представляли из себя стилизованное золотое солнце, пламенеющие лучи которого расходились в разные стороны наподобие торчащих пучков волос.
– Я должен лететь, – проговорил Дерек спокойно. Затем, еще более спокойно, он шепнул на ухо Беатрисе-Джоанне: – Ведь на самом-то деле ты же не хочешь, чтобы что-нибудь было по-другому, правда? Ты счастлива со мной, разве не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84