Мы не хотим прибегать к крайним мерам, но… – Он слабо улыбнулся. – Всем нам приходится выполнять свой долг, если все средства исчерпаны.
– «… понимаете ли», – добавила Димфна и хихикнула.
– Иди сюда, малышка! – заискивающе засюсюкал сержант Имидж. – Ты ведь хорошая девочка, да?
Он присел на корточки и стал звать Димфну, прищелкивая пальцами.
– Стойте здесь! – приказала детям Мейвис, прижимая к себе обоих.
– Ах-х т… – коротко рыкнул сержант Имидж на Мейвис, но, выпрямляясь, придал своему лицу идиотски-сладкое выражение.
– У вас в доме есть маленький ребеночек. Ведь есть? – вкрадчиво спросил он Димфну. – Такой маленький хорошенький ребеночек, да?
Димфна хихикнула. Ллуэлин твердо ответил: – Нет!
– И это правда, – подтвердил Шонни. – Малец говорит чистую правду. Может быть, теперь вы уйдете и перестанете тратить свое время и отнимать мое? Я занятой человек.
– В мои намерения не входит предъявлять обвинение вам и вашей жене, – вздохнул капитан Лузли. – Выдайте мне миссис Фокс и ее отпрыска, и вас больше не потревожат. Даю слово.
– Мне что, выбросить вас силой?! – закричал Шонни. – Клянусь Богом, у меня сильное желание задать вам перцу!
– Врежьте ему малость, Оксенфорд, – приказал сержант Имидж. – Все это бред какой-то.
– Мы приступаем к обыску! – объявил капитан Лузли. – Мне очень жаль, что вы оказались так несговорчивы, понимаете ли.
– Иди наверх, Мейвис, и уведи детей! – скомандовал Шонни. – Я сам здесь разберусь!
Он попытался вытолкнуть жену из комнаты.
– Дети останутся здесь! – повысил голос сержант Имидж.
– Им придется немного повизжать. Я люблю слушать, как визжат дети.
– Ах ты мерзкий, нечестивый ублюдок! – закричал Шонни и бросился на сержанта, но Оксенфорд успел вклиниться между ними и несильно ударил Шонни в пах. Тот вскрикнул от боли и принялся бешено размахивать кулаками.
– Стойте! Я не хочу быть причиной несчастья! – В дверях кухни стояла Беатриса-Джоанна. Шонни опустил кулаки.
– Вот это миссис Фокс, – проговорил капитан Лузли. – Вот это подлинник.
Весь вид его излучал сдерживаемую радость. Беатриса– Джоанна была одета по-дорожному.
– Что вы собираетесь сделать с моими детьми? – спросила она.
– Ты не должна была этого делать! – простонал Шонни. – Тебе нужно было сидеть там, где ты сидела! Все, может быть, кончилось бы хорошо, да простит тебя Бог!
– Я могу заверить вас, – проговорил капитан Лузли, – что ни вам, ни вашим детям не будет причинено ни малейшего вреда. – Неожиданно он вздрогнул. – С детьми? Детям? А-а, понимаю… Значит, не один. Как-то я не принял в расчет такую возможность. Тем лучше, тем лучше… Конечно же, лучше, понимаете ли!
– Вы можете назначить мне любое наказание, но ведь дети не сделали ничего дурного! – молила Беатриса-Джоанна.
– Конечно, ничего, – с готовностью подтвердил капитан Лузли. – Ничего дурного! Мы считаем, что виноват только отец. Я просто хочу представить Столичному Комиссару плоды его преступления, только и всего, понимаете ли.
– Что такое? О чем он говорит? – удивленно воскликнул Шонни.
– А! Долгая история, – отмахнулась Беатриса-Джоанна. – А сейчас слишком поздно ее рассказывать. Ну, – обратилась она к сестре, – похоже, что о моем будущем позаботились. Кажется, мне теперь есть куда идти.

ЧАСТЬ IV
Глава 1
Тристрам был готов начать свой анабасис. Как стрелка компаса, он был устремлен на север, к своей жене. Тристрам жаждал покаяния и примирения так же сильно, как шахтер ванны. Ему хотелось успокоения, ее объятий, ее теплого тела, совместных слез и отдохновения. Мысль о мести посещала его теперь все реже.
В столице царил хаос, но поначалу этот хаос казался Тристраму отражением собственного, нового для него чувства свободы. Именно этот господствовавший повсюду, шумевший и хохотавший, как гигантская вакханка, беспорядок и подтолкнул его к тому, чтобы неподалеку от Пентонвилля тюкнуть по голове дубинкой одинокого безобидного прохожего и воспользоваться его одеждой.
Это произошло в садовой аллее после наступления темноты, вдали от общественных жаровен для приготовления пищи, угли которых вспыхивали и шипели от капавшего на них человеческого жира. Похоже, что с электричеством, как и с другими коммунальными услугами, было плохо. Ночь стояла темная, как в джунглях, но вместо сучьев под ногами хрустело битое стекло. Теперь Тристрама удивляло то, что в тюрьме, которую он покинул, удавалось поддерживать хоть какой-то цивилизованный порядок. Интересно, как долго им удастся продержаться? Размышляя подобным образом, Тристрам заметил в конце аллеи пошатывающуюся фигуру. Человек что-то напевал в одиночестве и, по-видимому, был пьян. Тристрам поднял дубинку и…
Человек упал сразу, так послушно, словно только этого и ждал. Его одежду – клетчатый костюм, рубашку с воротником стойкой и джемпер – Тристрам снял без всяких затруднений. Быстро переодевшись, он превратился в свободного гражданского человека. Дубинку надзирателя Тристрам все-таки решил оставить. Одетый, словно на званый ужин, он отправился на поиски пищи.
Звуки джунглей, черный лес небоскребов, бездонное, усыпанное звездами небо, красные огни костров…
На Клермонт-сквер Тристрам наткнулся на группу занятых едой людей. Их было человек тридцать. Мужчины и женщины вперемешку, они сидели вокруг жаровни, которая представляла собой грубую металлическую решетку из обрезков телеграфного провода, лежавшую на кирпичах, между которыми пылали угли. Человек в белом колпаке переворачивал вилкой брызжущие жиром куски мяса.
– Мест не-ет, мест не-ет! – пропел худощавый человек, похожий на университетского преподавателя – «дона», когда Тристрам осторожно приблизился к огню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84