Мы ели непрерывно, и то нам потребовалась целая неделя, да-да! Костимы зарыли, и никто ничегошеньки не узнал. Да, это была большая еда, браток, настоящая хорошая еда!
Чарли мечтательно вздохнул, причмокнул своими огромными губами и даже рыгнул, предаваясь приятнейшим воспоминаниям.
– Я должен выбраться отсюда, – заговорил Тристрам. – Там, на воле, есть еда. Ведь есть? Еда…
Изо рта у Тристрама потекла слюна, слабыми руками он тряс решетку.
– Мне обязательно нужно есть, обязательно!
– Ну а мне лично нечего спешить на свободу, – проговорил Чарли Линклейтер. – Там меня пара-другая человечков с топорами ищут, так что, я полагаю, мне лучше здесь посидеть. Не слишком долго, конечно. Но я был бы счастлив помочь вам, как могу, выбраться отсюда. Не потому, что мне ваша компания не нравится – вы человек воспитанный и образованный и с хорошими манерами, но если уж вам так невтерпеж отсюда свалить, так я именно тот человек, который вам поможет.
Когда надзиратель принес дневную порцию питательных таблеток и воду и принялся просовывать их сквозь прутья решетчатой двери, Тристрам заметил у него дубинку и спросил, зачем она ему.
– А вот будете лаяться, так вот эта леди, – тюремщик помахал дубинкой, – ка-ак трахнет вас по затылку! Так что поостерегитесь, мистер Псих, мой вам совет.
– Эта его черная палка – очень хорошая штука, – задумчиво проговорил Чарли Линклейтер после ухода надзирателя. – Но разговаривает он с вами, как человек не слишком воспитанный, – добавил он.
Вскоре Чарли придумал простой план, который гарантировал Тристраму освобождение. Для Чарли этот план был чреват опасностью наказания, но он был человеком большого сердца. Оказалось, что Чарли не только может поглотить девять стоунов контролерского мяса за семь дней, но и может быть человеком твердым и настойчивым. Первая, простейшая, часть его несложного плана заключалась в том, чтобы всячески демонстрировать свою неприязнь к сокамернику, с целью избежать подозрения в соучастии, когда придет время осуществлять вторую фазу заговора. Теперь, когда бы надзиратель ни заглядывал в камеру, он слышал, как Чарли орет на Тристрама: – Ты брось меня заводить, парень! Поприкуси свой грязный язык! Я не привык, чтобы со мной так обращались, не привык!
– Опять он за старое? – угрюмо качал головой надзиратель. – Ну ничего, мы из него этот дух выбьем, вот увидите. Он еще будет ползать перед нами на брюхе, прежде чем мы его прикончим.
Тристрам, зубные протезы которого были поломаны, что-то хрипел в ответ, по-рыбьи округляя губы провалившегося рта. Надзиратель рычал что-то в ответ сквозь свои целые зубы и уходил. Чарли Линклейтер подмигивал. Так продолжалось три дня.
На четвертый день Тристрам лежал в состоянии, очень похожем на то, в котором до этого пребывал Блаженный Амвросий Бейли: отрешенный, неподвижный, с глазами, устремленными в небеса. Чарли Линклейтер в волнении тряс решетку и голосил: – Он умирает! Быстрее сюда! Он загибается! Скорее, кто-нибудь!
Ворча, приплелся надзиратель. Увидев простертого Тристрама, он настежь открыл дверь камеры.
– Порядок! – проговорил Чарли Линклейтер пятнадцать секунд спустя. – А сейчас ты просто напялишь его тряпки, и все, парень. Небольшая чистая работенка, вот так! – Чарли покачал дубинкой, держа ее за петлю из кожзаменителя. – Быстро надевай его форму, вы почти одного размера.
Вдвоем они раздели оглушенного тюремщика.
– Надо же, какая у него спина прыщавая, – заметил Чарли. Осторожно подняв надзирателя, он положил его на койку Тристрама и прикрыл одеялом. В это время Тристрам, тяжело дыша от волнения, застегивал на себе заношенную синюю форму.
– Ключи его не забудь, – напомнил Чарли Линклейтер. – И, главное, парень, дубинку не забудь. Ты с ней натурально будешь смотреться что надо, с этой маленькой штучкой. Ну, я так думаю, что по крайней мере с полчаса он будет в отключке, но ты времени не теряй, да веди себя естественно. Фуражку пониже на глаза надвинь, парень. Вот жаль, что с бородой ничего не поделаешь…
– Я вам очень благодарен, – проговорил Тристрам.
Сердце у него колотилось как сумасшедшее. – Я действительно вам благодарен.
– А, пустяки, забудь, – добродушно отмахнулся Чарли Линклейтер. – Лучше тяпни меня легонько по затылку этой дубиной, чтобы я натурально выглядел. Дверь камеры можешь не запирать, больше никто бежать не собирается. Но ключами звенеть не забывай, чтобы выглядеть мило и естественно. Ну давай, бей!
Тристрам слабо, словно по яичной скорлупе за завтраком, стукнул по затылку из мореного дуба.
– Уж тебе придется постараться, попробуй еще раз, – попросил Чарли Линклейтер.
Тристрам, стиснув челюсти, ударил изо всех сил.
– Вот это похоже! – похвалил Чарли. Выкатив белки, он грохнулся на плиточный пол с такой силой, что зазвенели жестяные кружки на полке.
Выйдя в коридор, Тристрам осторожно огляделся по сторонам. В дальнем конце галереи двое надзирателей болтали, лениво облокотившись на перила, и глядели в колодец тюремного двора, словно в море. С другой стороны путь был свободен, до лестничной площадки – только четыре камеры. Тристрама беспокоило то, что он был надзирателем с бородой. В кармане чужих, тесных ему брюк Тристрам нашел носовой платок и, развернув его, прижал к нижней части лица раскрытой ладонью: мало ли, у человека зубы болят или еще что… Действовать он решил противоположно советам Чарли Линклейтера – выглядя неестественно, и вести себя нужно неестественно. Звеня ключами и грохоча ботинками по железным ступеням, Тристрам неуклюже спускался вниз. На лестничной площадке ему повстречался надзиратель, поднимавшийся наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84