Это, вероятно, самая грандиозная из всех кульминаций в симфониях Брукнера: интонации главной темы с про­метеевской мощью провозглашаются в унисонах духо­вых, прорываясь сквозь бешеные потоки хроматических пассажей в унисонах струнных; здесь - высшее утвер­ждение героического начала и одновременно трагиче­ский срыв, падение в бездну,.. В дальнейшем развитии музыка приобретает характер фатальной обреченности, символизируемой непреклонным ритмом марша; взлеты мужественной энергии чередуются с моментами «усталой отрешенности, безвольной покорности. Лишь в послед­них тактах коды вновь оживает гордый, несокрушимый дух главной темы.
II часть Девятой симфонии, как и Восьмой,- скерцо. Это самое поразительное из всех скерцо Брукнера. Со­зданное 69-летним композитором, оно захватывает юно­шеской щедростью фантазии, новизной и смелостью му­зыкального языка. В музыке оживает мир причудливо фантастических видений, отдаленно напоминающий фе­ерические образы увертюры «Сон в летнюю ночь» Ф. Мендельсона. В основном разделе скерцо бесплот­ные звучания pizzicato струнных, подобные хороводу блуждающих огней, чередуются с неистовыми громыханиями жестких звучаний tutti - словно землю внезапно сотрясает топот сказочных великанов или первобытных чудовищ. Стремительное мелькание мелодических ара­бесок в трио вызывает представление о воздушном танце эльфов при холодном свете луны. Вторая певучая те­ма - чудо музыкальной поэзии! Элегическая мелодия скрипок с мягко ниспадающими интонациями полна бес­конечной нежности и сладостной истомы...
Adagio Девятой, бесспорно, принадлежит к числу глубочайших философских страниц мировой симфониче­ской литературы. Уступая по масштабам медленной час­ти Восьмой симфонии, оно превосходит ее значитель­ностью содержания. По объективному смыслу это Ada­gio-финал, Adagio-эпилог, завершающий не только Девятую симфонию, но и все творчество композитора. Здесь им сказано последнее и самое великое из всего, что ему суждено было выразить в звуках.
...Словно из небытия возникает одинокая тема соли­рующих скрипок с напряженными интервальными хода­ми, подобная трагически неразрешимому вопросу. К ин­тонациям скрипок присоединяются сумрачно-торжест­венные звучания вагнеровских туб и других медных; хроматически насыщенное мелодическое движение ши­рится и растет в голосах оркестра, вскоре достигая ма­жорной кульминации, подчеркнутой светлыми тембрами высоких труб, которые сменяют хоральные аккорды де­ревянных духовых. Уже в первых тактах с удивительной полнотой раскрывается главная идея Adagio - от пред­смертной муки одиночества и покинутости через борьбу и преодоление к торжеству света, разума и душевной гармонии...
Неторопливое течение интонаций главной темы, в ко­тором созерцательная отрешенность сменяется экстати­ческими озарениями, приводит к новому эпизоду (Брук­нер называл его темой прощания с жизнью); медли­тельно ниспадающие интонации валторн и квартета туб на фоне призрачного тремоло разреженных струнных проникнуты глубокой печалью, рождая тягостное траур­ное настроение... Умиротворяющий контраст вносит по­бочная тема, последняя певучая тема композитора, в ко­торую он, кажется, вложил все свое сердечное тепло и щедрость души. Полные одухотворенной красоты ин­тонации скрипок звучат как слова великого утешения и любви, обращенные ко всем страждущим и обездо­ленным. На основе этих тем-символов композитор соз­дал непревзойденное по глубине и богатству мысли сим­фоническое развитие, в котором нежнейшие эфирно-бесплотные образы сменяются картинами мучительных духовных борений и вселенских катаклизмов, когда словно разверзаются адские бездны...
В последних тактах коды воцаряется ощущение глубочайшего покоя. Плавное колыхание мелодических фигураций скрипок напоминает мерный шелест волн; точно убаюканный их ласковым плеском композитор вспоминает самые дорогие для него музыкальные обра­зы: в торжественном звучании квартета туб подобно да­лекому видению возникают интонации главной темы Adagio Восьмой симфонии - темы любви, плавно сме­няемые призывной фанфарой из Четвертой. Затем у вал­торн, словно отблеск заходящего светила, появляются интонации лучезарной главной темы Седьмой симфонии, принесшей композитору мировую славу. Величествен­ным звучанием этой темы заканчивается Девятая сим­фония, а вместе с ней и все известное нам творческое наследие Брукнера.

Последние два года жизни Брукнера были особенно тяжелыми. Из-за катастрофического ухудшения здо­ровья он уже не мог без посторонней помощи подни­маться на четвертый этаж своей квартиры по Хесгассе. Как придворному органисту ему предоставили одно­этажный флигель во дворце Бельведер, так называе­мый Kustodenstockel, куда он переехал 4 июля 1895 го­да. В новом жилище, расположенном рядом с парком, Брукнер чувствовал себя значительно лучше. Любимым местом его прогулок стал небольшой ботанический сад, закрытый для посторонних, от которого он имел свой ключ.
В конце лета 1895 года состояние здоровья Брукнера настолько улучшилось, что он даже подумывал о возоб­новлении лекций в университете для своих любимых Gaudeamus, но этим планам не суждено было осущест­виться. В начале 1896 года Брукнер присутствовал на двух концертах в Большом зале Общества друзей музы­ки, где в последний раз слушал свою музыку: первое исполнение оркестром Венской филармонии Четвертой симфонии и, в другом концерте,- Те deum. На послед­нем в своей жизни концерте композитор был 29 марта того же года; он уже не мог самостоятельно передвигаться, и его внесли на кресле-носилках в директорскую ложу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28