Данила Давыдов
Опыты бессердечия


«Опыты бессердечия»: АРГО-РИСК; Москва; 1999
ISBN 5-900506-93-2
Аннотация

Данила Давыдов (р. 1977) — человек молодой, но автор уже весьма интересный. Он опубликовал два сборника стихов (“Сферы дополнительного наблюдения” и “Кузнечик”), повесть в журнале “Новая “Юность”, публиковался в других журналах и альманахах. “Опыты бессердечия” — первый сборник рассказов.
Название несколько эпатажное, но в нем есть серьезный смысл. Это не о жестокости и не о бессердечии в обыденном смысле слова. Скорее, об особых, новых отношениях автора и мира. Проступает в мире особое качество, которое Давыдов условно назвал бессердечием. Необратимое новое состояние — назад уже не вернуться. Мир рассказов Давыдова — такой, что в нем не имеет значения, сочувствует автор героям или нет. Герои — такие же люди, как и он, презирать их невозможно. Но они связаны друг с другом не сочувствием, а какими-то загадочными силовыми линиями, которые то существуют, то нет и непонятны автору еще больше, чем героям.
Илья Кукулин

Данила Давыдов
ОПЫТЫ БЕССЕРДЕЧИЯ

УЧИТЕЛЬ

Во дворе школы учитель прощается с учениками. Он объясняет им, что едет далеко-далеко. Куда, спрашивают ученики. Далеко-далеко. Я наблюдаю эту сцену, стоя чуть в стороне. Внезапно школьный сторож трогает меня за плечо, я оборачиваюсь. Что вы здесь делаете, говорит сторож, школа закрывается. Я хочу сказать учителю несколько слов перед тем, как он навсегда уедет отсюда. Что вы, говорит сторож, учитель уже не здесь. Я смотрю туда, где только что видел учителя, окруженного детьми; там никого нет. Он едет на поезде, говорит сторож, железная дорога пролегает через тайгу, в которой пожар. Но учитель спасется? – спрашиваю я сторожа. Это мы узнаем минут через двадцать, отвечает тот. Я смотрю на школьные стены – недавно, клянусь, они казались белыми и новыми, а теперь пожелтели, потрескались, кое-где осыпалась штукатурка. Он спасен, говорит сторож, но машинист погиб.
21.11.97

МИМО ЦИРКА

Испытывая страсть к объекту, не допускающему испытывание страсти. Потому на троллейбусе мимо цирка, а мог бы пешком, перпендикулярно первому гуманитарному, если новый, а если старый – на Самотечную. И если пространство наконец свернется, любовь моя станет безграничной воистину.
01.11.96


ВЫДРА

Сова прокричит среди ночи, и это будет условный сигнал. Вероника Матвеевна болеет, на кухне свистит чайник. Ася снимает чайник с огня, разливает кипяток по стаканам. Вероника Матвеевна пьет кипяток без заварки, запивая им три, а возможно и четыре прямоугольные тоненькие коричневые пастилки, только что съеденные. Эти действия поддерживают существование Вероники Матвеевны. Ася пьет чай без сахара и молчит. Она хотела бы сидеть лицом к окну, чтобы увидеть огни, когда появятся огни, чтобы увидеть все, что угодно, кроме огней, когда появится все, что угодно, кроме огней. Но лицом к окну сидит Вероника Матвеевна, она считает оскорбительным усаживать так кого бы то ни было за исключением себя. Вероника Матвеевна кашляет. Ася молча указывает на часы. Ее запястье украшено знаком выдры. «Всё же поздно, – говорит, наконец, Вероника Матвеевна, – пора бы им и возвратиться.» «Мосты разведены. Дойдут ли?» – осмеливается открыть рот Ася. «Дойдут,» – Вероника Матвеевна сурово смотрит на Асю. Губы Вероники Матвеевны не дрожат. Ее запястье украшено знаком выдры.
1998

ТРИ КИТА

С детства, в первом классе, на второй день учебы, на третьем уроке, нас собрали в коридоре, потому что, сказала Ольга Михайловна, нет свободного помещения, сказала она и села к пианино, которое стояло в углу, я любил музыку, хотя и не знал, что это такое. Ольга Михайловна сказала: есть три кита, на них держится вся музыка, может, кто-то и представил себе этих китов, на чьих спинах музыка, а они далеко, глубоко, я нет, я привык к абстрактным понятиям, а Коля, может, и представил, говорит: во какие киты, и демонстрирует, но Ольга Михайловна на нас шикнула. Это, говорит, песня, танец и марш, вот такие вот киты, запомните, и тут мы все, конечно, запомнили. Потом она как заиграет, а потом говорит: вот первый кит, я думаю: какие остальные два, а тут и второй выплыл, Коля даже удивился, но тут вошел директор. Потом нам как-то объяснили, что он не директор, а хуже, и его дела стали явными, но тогда мы не знали, мы не знали даже третьего кита, а Патрикеев сказал: вот третий кит. Директор рассердился, сказал Патрикееву, чтобы с родителями, только начал учиться, а уже, отозвал Ольгу Михайловну и говорит, а я близко сидел, пусть они ведут себя иначе, и она с ним согласилась, покраснела, но тут прозвенел звонок. А на следующей неделе Ольга Михайловна опять собрала нас в коридоре, помещения все еще не было, она, главное, шутит, Патрикеев, мол, не будешь больше, обещает, не буду. Тогда она продолжила второго кита, из него многое происходит, песня песней, но вот танец, я же думаю, где третий кит, и Коля, вижу, тоже думает. Теперь, дети, третий кит, Ольга Михайловна села к пианино и что-то заиграла, я чувствую, то самое, короче говоря, музыку. Это марш, говорит Ольга Михайловна, он так себе, но необходим, хотя наша родина борется за мир и марши скоро отменят. Я заплакал, и Коля тоже, прекратить, кричит Ольга Михайловна, вы не в детском саду, вы в школе, и мы прекратили, а когда я пришел домой, то говорю бабушке: марш, и она понимает. Потом это часто случалось по радио, а в школе нет, включаешь иногда, и попадается, Ольга Михайловна скоро куда-то делась, а вместо нее Марина Витальевна, у той уже китов не было, Пер Гюнт, говорит, и что делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18