Я увидел огромную сферу, раздувшуюся от разложения и охваченную роскошным распадом, увидел другие шары, которые подбрасывал Алеф-Шут — они искрились радугами смерти, проливались дождем гротескного дружелюбия, словно маски, нарисованные Энсором или перенесенные из ядерного века Дали в теснины ада, созданные магическими Работами Кроули. Я видел, как Маг слился с Финеасом Блэком, жонглирующим крылатыми и рогатыми дисками, вылетавшими из Бездны.
— Чтобы весело сплясать с кошмарами, — произнес дядя, — нужно выйти за пределы всех снов.
Нелепая фраза повторялось до тех пор, пока ее смысл не вспыхнул за шторой ярко-зеленым светом. Я настолько был занят дядей Фином, что не сразу понял, какую игру тот затеял. Шары, упавшие на пол, образовывали каббалистическое Древо Жизни, но древо изогнутое и скособоченное. Его круглые плоды пылали цветами радуги, а одиннадцатая сфера была лиловой. Когда мельтешение прекратилось, шары сплющились в диски и от их кружения поднялись дымки, застывшие в колонны, увенчанные огненными цветами. Цветы покачивались на стеблях, отягощенных тропическими плодами, — изогнутые и лучащиеся стяги чувственных оттенков, вытянувшиеся над ущельями меж двух обсидиановых башен. В самой верхней точке этой мандалы вознеслась Башня Даат с рептильными лучами сплетенного мрака, пронизанного светом Кетер, — она походила на извивающиеся щупальца кошмарного осьминога.
От игр светотени рябило в глазах, и я не сразу уловил разительную перемену, происшедшую с дисками. Они поднялись в воздух и тут же рухнули в глубины, окутанные ночью. Позади виднелись двойные башни из тоннелей, переплетенных за Древом.
Дядя Фин внезапно ткнул пальцем в голову рептилии, свивавшей кольца над туманной пропастью, что отделяла серую башню от черного ее близнеца. Точно увитая лианами решетка, мандала приняла вид джунглей, в которых бесконечно множилось единое Древо. В ветвях голосили и раскачивались священные обезьяны, скакали гибкие кошки, висели летучие мыши, астральные рыбы плавали в прудах, отражавших Тоннели Сета.
Дядя Фин нажал на еще одну голову, похожий на кнопку выступ на стене башни, в которой конвульсивно поднималась и опускалась подвижная клетка, вроде кабины лифта. Мы вошли в кабину, дядя захлопнул дверь. Клетка задрожала под нашим весом — в основном, моим, поскольку дядя Фин, несмотря на тучность, весил не больше призрака. Внезапная паника охватила меня, когда мы начали быстро спускаться. Мне хотелось выбраться на свободу, на свежий воздух — в открывшуюся в вышине сапфировую пустоту, пронизанную сетью ветвей, на которые, прежде чем воспарить в лазурь, садились птицы с пестрым оперением. Однако мы спускались все быстрее, и от перепадов давления тупая боль пронзила мой череп. Клетка резко дернулась, остановилась, дядя Фин вывел меня в длинную галерею, окутанную зеленоватым туманом. Место казалось смутно знакомым, однако я определил, где мы находимся, только увидев строй изваяний. Они походили на статуи безмятежного Будды, и, заметив дефекты материала, из которого они были сделаны, я догадался, что это оригиналы статуй, выставленных в магазине Огюста Буше. Лифт погрузил нас в таящиеся под магазином пещеры. Мы опустились на один или несколько этажей, скрывавшихся, скорее всего, под демонстрационным залом, и теперь находились рядом с теми Другими, облик которых мсье Буше не открывал покупателям.
Дядя Фин потянул меня за руку. Льстивая улыбка расцвела на щербатом камне его лица, сорвав мох, мешавший нашему движению. Намерения дяди стали ясны, когда мы, наконец, остановились перед гротескным резным крокодилом.
— Что за изысканное творение! — Дядя дрожащим пальцем провел по чешуе твари и тут же перевел восторженный взгляд на меня. Мастерство действительно было безупречным, но меня удивил материал, с которым работал художник: местами он казался полупрозрачным, и тут же начинал мутнеть, напоминая крапчатый стеатит мерзкого зеленого оттенка, пронизанный ленточками водорослей. Когда он тускнел, в глубине возникали тени, отражавшие на своей поверхности искаженные контуры циклопических храмов. Видел ли я, в ином временном потоке, изнанку безмятежных будд, которых разглядывал знойным вечером на Ченсери-лейн?
Дядя Фин подтолкнул меня и указал вверх — на пурпурную точку. Она равномерно пульсировала в вышине. Дядя объяснил, что это Фонарь Девятых Врат. Я заметил проход внутрь фонаря, ныне выросшего в размерах, и, как я догадался, состоявшего из колец, время от времени испускавших дождь искр. Искры осыпали нас, одна оплела паукообразную тварь, устроившую наше путешествие по тоннелям. Паук пытался вырваться, но лассо сжималось и крепло, пока тот не оказался полностью спутан.
Встревоженный, я почти не слушал дядю Фина, объяснявшего, как тоннель соединяется со своим двойником, освещенным единой звездой. Вдруг повсюду замелькали кольца света, похожие на вытянутые колечки дыма. Перемещались они беспорядочно, и каждое колечко звучало, слабое металлическое жужжание постепенно взмывало к крещендо. И тут внезапно я обнаружил, что шагаю по залитому солнцем тротуару на Ченсери-лейн, снова вхожу в магазин и спускаюсь по лестнице в выставочный зал, наполненный изваяниями будд и божеств Нильской долины. На этот раз я не мешкал, я был «посвященным», знал, что таится внизу.
Передо мной в темном углу возле экспонатов виднелся черный прямоугольник двери, которую, возможно, не открывали несколько десятилетий. Ручки не было; я толкнул, но дверь не подалась. Тихий кашель заставил меня повернуться. Рядом, вежливо улыбаясь, стоял владелец магазина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37