– Полную если вмажешь, не скопытишься? Буянить не будешь?
– Да нет, с кружки я не опьянею.
– У нас бражка крепкая. На махорке настоянная. Как шибанет в б?шку, очумеешь, — проговорил Толя, держа в руках кружку.
– На махорке настоянная, — растягивая слова, повторил Чингиз, — нет, я такую не пью.
– А ты попробуй полкружечки, — вставил Глаз и стал часто затягиваться сигаретой.
Дым шел на Чингиза, и он, помахав перед собой рукой и разогнав дым, твердо сказал:
– Нет, я такую бражку пить не буду.
– Не хочешь как хочешь, — сказал Толя. Он поставил кружку и прыгнул на шконку.
– А что ты испугался, — сказал Глаз. — Я с утра полторы высосал, и ничего. Башка только трещит.
Наступило молчание.
– А ты откуда сам? — спросил Глаз.
– Из Тюмени.
– По какой статье?
– По сто семьдесят третьей.
– Я что то не знаю такой.
– За взятку.
– А-а-а, — Глаз почесал затылок, — давал или брал?
– В милиции сказали, что брал, — улыбнулся Чингиз.
– А кем пахал?
– Кем работал?
– Аха.
– Заместителем начальника строительного управления.
– Охо! — воскликнул Глаз. — И в партии состоял?
– Состоял. — Чингиз опустил глаза.
– Из партии нагнали?
– Да.
– Не переживай, может, восстановят. — Глаз помолчал. — Слушай, а должен ли член партии платить членские взносы со взятки?
Зеки готовы были забалдеть, но смеяться нельзя. Чингиз, чуть подумав, ответил:
– Коммунист не должен брать взяток.
– А если коммунист взятки берет, должен ли он взносы платить?
Чингиз не ответил. Тогда Глаз сказал:
– Я так думаю: настоящий коммунист должен платить членские взносы со взятки. Потому что он — настоящий коммунист.
Глаз закурил новую сигарету.
– У нас как-то в КПЗ начальника посадили, так он с таким кешелем пришел, — Глаз обрисовал руками здоровенный кешель, — а у вас — маленький.
– Это еда. У меня на складе чемодан забрали.
– Чемодан! — воскликнул Глаз. — И что там было? Водяры не было?
– Водки не было, — Чингиз улыбнулся, — белье, одежда теплая. Правда, одеколон был и свежесть.
– Мать моя тюрьма! — Глаз запрокинул голову и закрыл глаза. — Чингиз, тебе что-нибудь из чемодана нужно?
– Конечно.
– А если чемодан принесут, отдашь мне одеколон?
– Отдам.
– А свежесть?
– Отдам.
Глаз знал, что чемоданы в камеру не пропускают, но все равно сказал:
– Стучи в кормушку. Подойдет дубак, скажи, что на складе необходимые вещи оставил. Если поведут, сунь незаметно одеколон в карман.
Чингиз постучал в кормушку. Подошел надзиратель.
– Товарищ сержант…
– Не товарищ, а гражданин, — перебил его дубак, — твой товарищ — тамбовский волк. Чаво?
– Да я на складе вещи в чемодане оставил, а некоторые нужны. Нельзя ли принести?
– Какие еще вещи, — возмутился дубак, — может, и бабу попросишь, — сказал он и захлопнул кормушку.
– Не хочет, шакал. Ничего, я с ним сейчас поговорю. Кину леща, согласится, может, — сказал Глаз и, поговорив с Чингизом, спросил: — Одеколон со свежестью у тебя в чемодане не сверху лежат?
– Нет, внизу.
– Отлично, — сказал Глаз и метнулся к дверям. Побарабанив в дверь, стал ждать дубака. Но тот не подходил. Тогда Глаз стал так барабанить, что стук несся по всему коридору. Дубак прибежал.
– Что расстучались, делать нечего? — сказал он, открыв кормушку.
– Слушай, старшой, — ласково начал Глаз, сунув голову в кормушку, — тут к нам новичка посадили, который у вас вещи просил. Он на воле большим начальником был, и начальника управления внутренних дел Нытикова хорошо знает. Помоги ему насчет вещей. Сделай, чтоб их сюда принесли. А то он переживает, бедный, говорит, а чем я буду зубы чистить. И мыло там. Пусть его корпусной сводит на склад.
Дежурный, выслушав, сказал:
– Что ты несешь. Никаких вещей! Надо сразу было брать.
– Ну позови корпусного. Может, потом, когда его выпустят, он тебя к себе работать возьмет, на полставки. У тебя же много свободного времени.
– Корпусному некогда. Хватит язык чесать. Ну и болтун ты.
Надзиратель закрыл кормушку, а Глаз крикнул:
– Зови корпусного! Не то барабанить буду.
Глаз закурил и стал быстро ходить по камере. Ему так хотелось тяпнуть флакон одеколона, что у него стала обильно выделяться слюна. Сплевывать на пол нельзя, а крышку параши открывать не хотелось, и он глотал слюну.
Походив немного, Глаз остановился возле Чингиза.
– Ты, брат, извини, мы тут пошутковали. У нас бражки в камере нет. Это мы так, для смеху. Посидишь вот и тоже чудить начнешь. Тут скукотища. — Глаз вздохнул, а зеки только теперь засмеялись над розыгрышем. Посмеялись и Глаз с Чингизом.
Когда все успокоились, Глаз сказал:
– Буду стучать. Пусть зовет корпусного. Чем черт не шутит, может, разрешит принести вещи. Одеколон, одеколончик, — пропел Глаз и забарабанил в кормушку.
Подошел надзиратель.
– Старшой, зови корпусного. Буду стучать до тех пор, пока не позовешь.
– Достучишься до карцера, — сказал надзиратель, уходя.
Глаз, барабаня, добился своего: пришел корпусной. Открыв кормушку, громко спросил:
– Кто тут в карцер хочет?
Глаз подошел к кормушке и объяснил корпусному.
– Я тебе сделаю пять суток, чтоб в дверь не барабанил. Что за него глотку дерешь?
– Земляк мой.
Корпусной улыбнулся.
– Необходимые вещи у него есть. Будешь стучать, уведу в карцер.
Корпусной даже не поговорил с новичком, хлопнул кормушкой и ушел.
– Вот пидар. Вот змей чекистский, в натуре.
– Ладно, Глаз, не стучи. Точно в карцер отведет, — сказал Толя.
Глаз вздохнул.
– Не пить мне одеколона и не запивать свежестью. Но ни хе-ра. Зима, лето — год долой, одну пасху — и домой. А там я напьюсь. Спирту. До блевотины. Ох! Как хочется напиться и порыгать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140