В такие дни ставила двойки.
Сейчас ребята смотрели на нее с сочувствием, а она открыла классный журнал и листала его, проглядывая.
Поправив прическу, стала вызывать ребят к доске. На дом она задавала выучить стихотворение. Ребята читали вяло, и она ставила тройки. Кто не выучил — двойки.
Затем, пройдясь по классу, стала знакомить с новым произведением. Двоечники сидели понуро. Их будут бить. И ее, быть может, вечером муж отдуплит. Вот только за что, парни никогда не узнают.
В прошлом учебном году, в девятом классе, проходили «Вишневый сад». Глаз тогда его прочитал, и будто побывал в другом мире. Неужели на Руси, давно-давно, этот другой мир — был? Глаз удивлялся человечности персонажей. Над многими страницами он чуть не плакал. Его охватила тоска. Чего-то ему было жаль, но чего, не понимал он. И не попасть ему никогда, хотя ему очень хотелось, в дом Раневских — дом разрушен, не пройтись по аллеям вишневого сада — сад вырублен. А на его глазах вырубалось детство, под корень, как вишневый сад.
16
На зоне перед отоваркой всегда подсосы были. Курево кончалось. Но у воров и рогов в курках оно всегда оставалось. И если они закуривали, то даже бугры у них докуривать спрашивали. Глаз теперь окурки не сшибал: воры ему курево давали. Когда начался очередной подсос, ребята у Глаза просили окурки. И есть он лучше стал. И варганить у него никто не смел, наоборот, теперь, когда шла отоварка, Глаз с наволочками стоял у ларька и забирал у пацанов банки со сгущенным молоком и другую еду. Мах находился рядом, и попробуй не отдай только — в отряде корчиться будешь. Пацаны за это злились на Глаза. Но многие ему завидовали.
Теперь и бугры, не только помогальники, стали обходительнее с Глазом. Здоровались и улыбались. Ведь он протаскивал с промзоны палки, чтобы дуплить отряд, когда приказывал Птица. Рог ведь вначале актив обхаживает палками. Как-то Птица решил отряд отдубасить — уж слишком много стало за последнее время мелких нарушений, а ему надо досрочно освобождаться. Он подошел к Глазу в промзоне перед съемом и подал две палки.
– Глаз, чтоб обязательно пронес.
Глаз спрятал палки под бушлат. Но бугры прознали, и Томилец, бугор букварей, подошел к Глазу.
– Глаз, а Глаз, сделай дело спались на вахте с палками.
– Серега, не могу. Птица сказал, чтоб сегодня точно пронес.
– Ну хрен с ним, а ты спались. Поставит он тебе пару моргушек, а то весь отряд дуплить будет.
Глаз молчал. Если он пронесет палки, то бить будут всех, а его не тронут. Но если он спалится, то Птица только его отдуплит. Да и то, конечно, несильно.
– Ладно,— согласился Глаз,— спалюсь.
Но Птица видел, как с ним бугры разговаривали.
– Глаз, в натуре,— он улыбнулся,— смотри мне, если спалишься — отдуплю.
– Да нет, Птица, должен пронести,— ответил Глаз.
Но все же он с палками спалился, и рог поставил ему несколько моргушек, зато бугры его благодарили.
И Мах, бывало, дуплил Глаза, если он что-нибудь не мог исполнить, даже если это зависело не от него. Мах психованный был и объяснений не любил слушать.
В седьмом отряде жил цыган по кличке Мамона. Был он букварь и учился еле-еле. Часто получал двойки, и его Томилец дуплил. Но Мамона был борзый. Кроме воров и актива, он не признавал никого. Мамона был ложкарь. Он отвечал за ложки. Ложкари в зоне пользовались привилегией: не мыли полы, в столовую строем не ходили, а с алюминиевым ящиком, в котором хранились ложки, шли сзади отряда. Обязанность их была раздавать воспитанникам ложки, а потом собирать их и мыть на кухне. Ложкарей старались подобрать пошустрее, так как у забитого парня другие ложкари могли ложки воровать. А это значит, что несколько человек обедать не смогут: нет ложек,— и им придется ждать, пока ложки освободятся. Но тогда отряду подадут команду «встать», а те, кто сидел без ложек, только за еду примутся. А в отряд надо строем идти. И еще ложкари должны ворам и активу класть на стол ложки не погнутые, а новенькие. За гнутую ложку вор ложкаря отдуплит. Но Мамона борзый ложкарь был, и ложки у него не терялись. Наоборот, у ложкарей с других отрядов он незаметно ложки уводил. И курковал их. На черный день. Вдруг и у него кто-нибудь ложку свистнет. Но Мамона не только ложки с других отрядов воровал, но и старые старался поменять на новые. Подсунет гнутую, а урвет у зазевавшегося ложкаря сверкающую. Из ложкарей на зоне он был самый борзый.
В каждом отряде были воспитанники с мастью. Кого-то на тюрьме опетушили, кого-то здесь, в зоне, сводили на толчок, и он заминировался. Для таких воспитанников ложки были с отверстиями на конце. Чтобы — приметные. Такие ложки ложкари хранили отдельно и клали на стол мастёвым ребятам.
Мамона был высокого роста, худой, вертлявый. Одежда его всегда была просаленная, потому что он подолгу торчал на кухне, даже когда ложки помытые были. Повара, тоже воспитанники, Мамону не забывали, лишний черпачок баланды ему всегда был обеспечен.
Как-то вечером Глаз пошел в толчок и увидел толпу пацанов около кочегарки. Глаз спросил парня со своего отряда:
– Что тут такое?
– Да Мамона две двойки сегодня в школе получил, и его дуплить начали. А он сюда прибежал. Помогальник за ним. Мамона в кочегарку — и никого не пускает.
У Глаза с Мамоной отношения были хорошие. Протиснувшись между ребятами, Глаз вошел в полуосвещенный тамбур и замер. Мамона стоял у топки, держа над головой раскаленный добела стержень. Его черные узкие глаза яро сверкали. Сейчас Мамона был бешеный.
– Давай-давай, заходи сюда, заходи! — кричал он помогальнику.— Я раскрою тебе череп! Я в отряд ночевать не пойду, здесь останусь. И никто сюда не спускайтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140