Конечно, садить не будут». Ян ждал молча. Сестра — тоже. Но вот распахнулась дверь, и Анатолий Петрович пригласил Яна:
– Заходи.
Ян вошел. Приемная была просторная. За столом сидела средних лет женщина, которая подавала прокурору гвоздь, когда он прибивал гардину.
– Вот сюда,— сказал Анатолий Петрович, и Ян последовал за ним.
Они вошли в маленький кабинет. Стол занимал треть комнаты. Прокурор сказал Яну: «Садись»,— и Ян сел на стул, стоящий перед столом. Прокурор достал какой-то бланк, положил на стол и пододвинул к Яну.
– Распишись,— сказал Анатолий Петрович,— с сегодняшнего дня ты арестован.
– Что-что?— спросил Ян.
– Это санкция на арест. Распишись. Все. Хватит. Покуролесил,— сказал прокурор и, взяв черную, к концу утончающуюся ручку, вложил ее Яну в правую руку.— Распишись.
– Вы в своем уме, Анатолий Петрович? Что вы мне суете?! Расписываться я не буду.
Ян бросил ручку, и она покатилась по санкции, оставив на ней несколько чернильных капель синего цвета одна другой меньше. Чернильные капли остались на санкции примерно в том месте, где Яну надо было расписаться.
– Вот вам моя роспись,—зло сказал Ян, не глядя на прокурора.
– Хорошо. Расписываться ты не хочешь,—сказал прокурор, взяв ручку, которая, описав по столу полукруг, остановилась возле отрывного календаря.— Тогда напиши в санкции, что от подписи отказался.
– Анатолий Петрович!— Ян повысил голос.— Вы что, за дурака меня принимаете? Пишите сами, если это вам так надо, что я от подписи отказался.
Прокурор убрал санкцию в ящик стола и встал.
– Пошли.
Ян через приемную вышел в коридор, где сидела сестра. Там его ждали два милиционера. Ян сказал сестре: «До свидания» — и в сопровождении двух ментов пошел к машине. «ГАЗ-69» с водителем за рулем стоял у ворот прокуратуры.
Ян сел на заднее сиденье, менты — по бокам от него, и машина покатила. Водитель, парень лет тридцати, посмотрев на Яна, сказал:
– Здорово, старый знакомый.
Ян промолчал.
– Что, не узнаешь?
– Узнаю,— ответил Ян, слыша в голосе водителя не издевательство, а сочувствие.
Водитель летом поймал Яна около поезда, когда он хотел уехать на крыше вагона со своими друзьями в Омутинку, чтоб обворовать школу. Робка с Генкой разбежались в разные стороны, а водитель схватил Яна за шиворот — Ян не заметил тогда его ментовскую, без погон, рубашку. Ян попытался выскользнуть из пиджака, надеясь оставить его в цепкой ментовской руке, а самому убежать: в карманах пиджака у Яна ничего не было. Но водитель другой рукой сжал его локоть. Так он и провел Яна по перрону вокзала в ментовку. Дежурный по линейному отделу милиции отпустил Яна — зайцы ему не нужны.
«Если б ты меня тогда не поймал,— подумал Ян,— мы бы уехали в тот день в Омутинку. И тогда бы нам не попался в тамбуре тот мужик, которого мы грохнули».
– Ну вот, доездился,—сказал водитель,— такой молодой — и в тюрьме будешь сидеть.
Ян промолчал, и водитель больше с ним не заговаривал. Он понимал, что парню не до разговора.
Через неделю Яна с этапом отправили в тюрьму и вот теперь привезли в КПЗ для закрытия дела.
10
Сутки Ян отвалялся на нарах, выспался, и сегодня его повели, как он думал, к Бородину. Но в кабинете сидел младший советник юстиции, помощник прокурора, следователь прокуратуры по делам несовершеннолетних Иконников. Ян знал, что следствие у малолеток не милиция должна вести, а прокуратура, но уголовный розыск был расторопней, он раскрывал преступления малолеток и уже готовые дела передавал в прокуратуру. Вот и на этот раз Иконников стал допрашивать Яна, поглядывая в протоколы, составленные начальником уголовного розыска. Но у следователя прокуратуры была надежда: вдруг Ян, посидев в тюрьме, откажется от лживых показаний и расскажет ему, как батюшке на духу.
Ян лениво отвечал на вопросы следователя, оглядывая его. Иконников был пожилой, сухощавый, чуть выше среднего роста, седой и казался Яну старикашкой. Сын Иконникова — Ян знал это — за какое-то крупное преступление схлопотал около десяти лет.
– Значит, — спросил Иконников, — от старых показаний не отказываешься?
– Нет, конечно. Я не собираюсь в угоду вам давать лживые показания против себя. Вы что, вранье или правду любите?
– Правду, конечно.
– Ну и не задавайте лишних вопросов. Врать я не намерен.
– Пусть будет по-твоему. Только твою правду и буду записывать.
Обновив протоколы рукой следователя прокуратуры, Иконников на другой день сказал:
– В конце недели закроем с тобою дело. И все.
На закрытие дела Иконников пригласил защитника. Ян со следователем сидели и ждали Ефарию Васильевну, адвоката районной адвокатуры, жену начальника милиции. Наконец она пришла, улыбнулась, поздоровалась, бросила черные перчатки на стол, разделась и села.
– Так, Коля, — сказала она, — давай посмотрим дело.
Иконников придвинул стул, и Ефария Васильевна стала бешено листать дело.
– Можно помедленнее? — попросил Ян.
– Можно, — ответила защитник.
– Давайте сначала, — сказал Ян.
– Давай, но там интересного ничего нет. Есть, правда, одна интересная бумага, Коля, которую тебе надо обязательно подписать,
– Что за бумага? — спросил Ян.
– Санкция. Ты же ее тогда не подписал. Сейчас ты ее подпишешь?
Ян задумался.
– Собственно, — продолжала Ефария Васильевна,— ты можешь ее и не подписывать, от этого никому хуже не будет. Тебя не выпустят, если ты не подпишешь, ты это уже проверил, а суд и без подписи состоится. Подпишешь?
И Ян оставил на память органам правосудия свою корявую подпись.
Из всего дела только один документ запомнился Яну. В нем говорилось, что если он не приедет из Волгограда в Падун на зимние каникулы, то не позднее 10 января послать санкцию на арест в Волгоград, по месту жительства Петрова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140