Я не работал, чтоб пропускать больше, а потом закосил и попал в больничку. В палате лежал один и впервые почувствовал, как мне хочется этого.
Из больнички приехал, и у меня понеслось. Да, Павел Иванович, я получал удовольствие, и мне этого так хотелось. Начальство узнало, и одного парня раскрутили, потом второго. Я потерпевший. Никто не понимал, что мне самому хочется. Все думали, что меня принуждают. В зоне после второго суда не все желали со мной быть . Раскрутки боялись. Тогда я сам стал уговаривать ребят, и они соглашались.
В конце концов нас опять застукали. Теперь и мне решили добавить срок и отправили в тюрьму. Там из-за меня еще один раскрутился. И вот я здесь. А меня не понимают. Мне, Павел Иванович, хочется, мне очень хочется этого. А на свободе я не попробовал ни одной женщины, и они мне теперь не нужны. Вот сейчас один, и готов на стенку лезть. А что дальше? Приеду на взрослый, и меня снова застукают и опять добавят. И так мне сидеть всю жизнь.
Павлуха слушал исповедь Люсика, и ему было жаль парня. Он вглядывался в глаза Люсика, а они у него бездонные и такие голубые-голубые, — и Павлухе казалось: из глаз смотрит еще одно существо, и это существо — женщина. Люсик, не став мужчиной, превратился в женщину и теперь оттого, что ему этого не хватало, страдал.
– Дайте еще закурить.
Павлуха дал закурить и вышел из камеры. Дежурным наказал: наблюдайте за Люсиком.
Люсик, отсидев десять суток, получил матрац и жил на общем положении, в день два часа гуляя в прогулочном дворике.
Но не долго он протянул в одиночестве. Свив из простыни веревку и привязав ее к решетке — повесился.
Матери дали телеграмму, но она не приехала. Хозяйственники выкопали Люсику на городском кладбище могилу и зарыли наспех сколоченный гроб.
Воспитанники в школе сдали последний экзамен и курили на улице. К Глазу подошел Слава Смолин и сказал:
– Все, в первый этап уезжаю. Сегодня день рождения.
– Поздравляю, — искренне сказал Глаз.
Шестое отделение со Смолиным только в школе встречалось. Его тогда в другой класс перевели — восьмых было два. И почти все его кенты с ним не здоровались. А Глаз здоровался и не сторонился.
– Глаз, ты извини меня, что тогда так получилось. — Слава помолчал. — Если б я знал, что ты такой… — Слава не договорил, похлопал Глаза по плечу и, приблизив его к себе, коснулся лицом его щеки.
Глаза вызвал Павлуха.
– Колька, — начал он, едва Глаз переступил порог кабинета, — ну, говори, что сегодня видел во сне?
У Глаза екнуло сердце. «Ответ пришел», — подумал он и ничего не ответил. Он глядел на Павла Ивановича. Тот улыбался.
– Что ты молчишь? — все улыбаясь, спросил Павлуха. — Ну, какой сон снился?
– Я ничего сегодня во сне не видел, — тихо ответил Глаз.
– На помилование пришел ответ, — продолжал он,— тебе сбросили срок.
Он встал и крепко пожал руку Глазу. Взяв со стола небольшой синий лист, он протянул и сказал:
– Читай.
Глаз стал читать. И вот наконец золотые слова: «…снизить срок наказания до четырех лет шести месяцев». Ниже стояла круглая гербовая печать и подпись полковника.
– Прочитал? — спросил Павел Иванович. Глаз ничего не ответил, но то место, где было написано, «снизить срок наказания», он прочитал второй раз.
– Все ясно? — спросил, немного подождав, Павлуха.
– Ясно, — негромко ответил Глаз и в третий раз прочитал вслух: снизить срок наказания до четырех лет шести месяцев.
– Ладно, — улыбнулся Павел Иванович, — потом поговорим. Иди.
– Спасибо, Павел Иванович, большое спасибо, — радостно сказал Глаз и вышел из кабинета.
Глаз никому не говорил, что написал помилование. И только теперь, зайдя в комнату, рассказал ребятам. Ему не поверили. Кто-то сбегал к Павлухе и подтвердил. Его поздравляли.
На другой день Павлуха вызвал Глаза.
– Ну, Петров, так есть справедливость или нет?
– Есть, Павел Иванович. Мне даже сейчас не верится.
– Тебе скоро восемнадцать. Надо подготовить дело и отправить тебя в больницу. Пусть оперируют.
– Павел Иванович, я разговаривал с контролером Свиридовым, у него тоже была язва. Его бабка вылечила, он разные отвары с трав пил, пергу, прополис, и язва зарубцевалась. Я дома вылечусь.
– Так, — Павлуха помолчал, — на взрослом питание хуже. Туго придется.
– Ничего, от одной радости язва зарубцуется.
– Я вот что думаю: неплохо бы тебе эти два года в вологодской тюрьме в хозобслуге поработать. Там бы неплохо питался. Но у тебя усиленный режим, а в хозобслугу берут только с общим. Да-а, — Павлуха закурил. — Если подать ходатайство в суд о замене усиленного режима на общий. Ладно. Подумаю.
Раз Глазу сбросили срок, несколько десятков воспитанников написали помилование в Президиум Верховного Совета РСФСР. А вдруг, говорили они, и нам сбросят. Грязовецкий народный суд рассмотрел ходатайство колонии о замене воспитаннику Петрову усиленного режима на общий и удовлетворил просьбу.
Уезжая в вологодскую тюрьму, Глаз благодарил Беспалова за его человечность.
10
В вологодской тюрьме Глаз вначале работал на третьем этаже, где сидел по малолетке, баландером. Потом перевели на кухню. Жратва сносная, но желудок часто донимал.
В душе Глаза непрерывно шла борьба. Он думал, как жить на свободе: честно или заниматься воровством и грабежами? Убивать тех, кто ему выстрелил глаз, или не убивать? «А Вера, Вера, — в ответ щемило сердце, и если ты убьешь их, тебя могут взять, и не видать тебе Веры. Господи, как мне быть?»
Глаз не мог решить, как жить на свободе. После отбоя долго не засыпал. «К чему, к чему эта месть? Они мне глаз выстрелили, а мы учителя избили. И что же я должен отомстить им, а учитель отомстить нам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140