Он всю дорогу проговорил с конвоем. Конвойные с ним были добрые. Глаз такого от конвоя не ожидал. Они ласково, даже заискивающе с ним разговаривали. О чем они говорили, Глаз разобрать не мог. Долетали отдельные слова. И конвой и Коваленко говорили тихо.
В «Столыпине» Коваленко посадили в отдельное купе. И до самого Свердловска он ехал один, хотя «Столыпин» переполнен. Конвойные и здесь с ним хорошо обращались Глаз ехал в соседнем купе и слышал: если он просил пить, ему сразу приносили, если просился в туалет, его сразу вели. Глаз впервые видел, как конвой с заключенным обращается по-человечески. Но ведь они так хорошо обращались со смертником. Перед смертью пасуют все.
В Свердловске взросляков вывели из «Столыпина» первыми. Затем Глаза. На весь этап он один малолетка. Метрах в десяти от взросляков Глаза остановили. Вокруг зеков стоял конвой, на этот раз усиленный овчарками.
Из «Столыпина» вывели Коваленко. Он все так же шел не торопясь, держа перед собой руки в наручниках. Когда он дошел до Глаза, конвой скомандовал:
– Стой!
Коваленко остановился рядом с Глазом, и тут раздалась команда для заключенных:
– При попытке к бегству стреляем без предупреждения. Передним не торопиться, задним не отставать. Из строя не выходить. Шагом — марш!
Зеки двинулись. Строя не было. Вокруг заключенных с автоматами наперевес шли конвойные. Собаки были спокойны. За зеками, метрах в десяти, шли Глаз и Коваленко. Их вели отдельно потому, что один — смертник, другой — малолетка. Конвой сзади шел на приличном расстоянии, и Коваленко спросил Глаза:
– Ты откуда?
– Из Тюменской области.
– Сына моего знаешь?
– Знаю. Я с ним вместе сидел.
– Ты вот что ему передай. — Коваленко посмотрел на Глаза. — Отец говорил, это его последняя просьба, — пусть замочит Соху. Понял?
– Понял. Но где я увижу Вовку? Его отправили на этап, у него общий режим, у меня — усиленный. Мне с ним никак не встретиться.
– У тебя какой срок?
– Восемь.
– Пути Господни неисповедимы. Ты с ним встретишься.
Коваленко больше ничего не успел сказать Глазу. Этап подвели к «воронкам». Но он сказал главное.
Через неделю Глаза забрали на этап. Везли его, как Томильца, в Вологодскую область в город Грязовец.
В этапке мужчина лет тридцати пяти — он стоял у окна — крикнул негромко:
– Из Волгограда кто есть?
Глаз смело подошел к нему.
– Десять лет сижу и ни разу коренного волгоградца не встретил, — сказал мужчина, узнав, что Глаз прожил в Волгограде всего несколько месяцев.
Кличка у него была Клен. Он был высокий, стройный, красивый и веселый. Клен на зоне раскрутился, дали ему пятнадцать, и теперь он шел в Тобольск на крытку.
Глаз сказал:
– Клен, ты десять просидел — и еще пятнадцать. Кошмар!
– Да, Глазик, я буду сидеть до тех пор, пока будет советская власть.
Этап малолеток в сторону Вологды небольшой. В боксике парни предложили Глазу судить пацана. В тюрьму он попал за изнасилование родной сестры.
– Давай, Глаз, засудим его и приговорим к опетушению. Ты будешь первый, — предложили ребята.
– Зачем нам его судить? Его суд будет судить, — спокойно ответил Глаз.
Все малолетки были только что с воли. И то, что парень изнасиловал родную сестру, им было дико — они хотели поиздеваться над ним.
– Хорошо, — согласился Глаз. — Но вначале послушаем его. Что он нам скажет.
Парень, скрючившись, сидел в углу. Он был невысокого роста, но коренастый. Одет в поношенный черный костюм и серое демисезонное пальто. Он очень боялся, что его могут опетушить.
– Тебя как зовут? — спросил Глаз.
– Толя, — был тихий ответ.
– Толя, ты правда изнасиловал родную сестру? Давай рассказывай, как было дело.
– Я сестру-то и не насиловал.
– Дак ты за попытку?
– Нет, за изнасилование.
– Так как вышло, что тебя посадили?
– Отчим жил с ней.
– Стоп, стоп. Подробней давай.
– Мать у меня с отцом разошлась. Нас у матери двое: я и сестра. Мать вышла замуж. А отчим последнее время жил с сестрой.
– Отчим сестру не насиловал?
– По договоренности, конечно, раз она никому не говорила.
– Сестре сколько лет?
– Семнадцать.
– А тебе сколько?
– Пятнадцать.
– А как же тебя посадили?
– Мать откуда-то узнала, что сестра не девушка, и заявила в милицию. А сестра в милиции сказала, что ее изнасиловал я.
– Вот, в натуре, сучий случай. Кто об этом еще знает? Мать?
– Теперь знает. Да что толку. Если ей заявить, вдруг отчима посадят, а у них общих двое детей, кто кормить-то будет?
– А как ты узнал, что сестра с отчимом жила?
– Я их несколько раз видел.
– Вот, парни, такие дела. — Глаз прикурил папиросу. — А вы говорите — судить. И опетушить. Вы лучше его отчима опетушите, а сестре его … дайте. — Глаз затянулся и, выпуская дым, спросил ребят: — Вы с ним не в одной камере сидели?
– Нет, — ответил один из парней. — А может, он врет?
– Да нет, наверное, — сказал Глаз и, заплевав папиросу, бросил ее. — Я подремлю немного, вы не шумите.
Глаз лег на скамейку, отвернулся к стене и заснул. Минут через двадцать он проснулся: пацаны трясли его за рукав.
– Глаз, слышь, вставай. Мы у него деньги нашли.
– Сколько? — Глаз поднялся со скамейки.
– Пять рублей.
– Где он их прятал?
– В шапке.
– Толя, — Глаз пристально посмотрел на пацана, — может быть, у тебя еще деньги есть?
– Нет, больше нет. Одна пятерка была.
И Глаз курканул пятерку.
В «Столыпине» Глаз лежал на третьей полке рядом с мужиком лет сорока пяти. Он был по пятой ходке. В Вологду его везли не первый раз. «А до Вологды так до Вологды»,— проговорил Глаз и стал гвоздем царапать свою кличку на потолке.
– Первый раз в Вологду? — спросил мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140