Шины визжали у светофоров. Вскоре он свернул со скоростной магистрали. Я нажал на тормоз и съехал на посыпанное гравием шоссе на малой скорости.Дорога круто поднималась вверх. «Бьюик» исчез из виду. В пыли, поднятой им, доехал я до вершины холма и увидел его внизу, в полумиле от меня. Ехал он очень быстро. Дорога вилась серпантином к небольшой долине, где стояло несколько ранчо, окруженных вспаханной землей. Вдалеке работал трактор. Как маленький оранжевый жук, он медленно передвигался по земле. Ветра в долине не было, и пыль, поднятая «бьюиком», облаком висела над дорогой. Я еще немного наглотался пыли вместо обеда.Рядом с последним, третьим по счету, домом висел знак, предупреждающий, что это тупик. На столбе рядом со знаком был прикреплен ржавый почтовый ящик. Я заметил на ящике выцветшую надпись: «Ленард Листер». «Бьюик» был теперь далеко впереди, выписывая круги между двумя холмами в конце долины. Потом он исчез из виду. Дорога становилась все хуже и хуже, а потом превратилась в узкую колею, размытую многочисленными дождями.Я так внимательно смотрел на дорогу, что почти проехал мимо дома. Он стоял далеко от дороги. К нему вела эвкалиптовая аллея. Сквозь деревья увидел «бьюик». В нем никого не было. Я проехал дальше, туда, где мою машину нельзя было увидеть из дома, развернулся, вышел из машины и запер ее.Через желтую горчицу и фиолетовый люпин я пробрался на холм, откуда открывался вид на дом. Это был не дом, а развалина. Стены покосились. Крыша в некоторых местах пробита. Дом, видимо, бросили, когда дожди размыли его фундамент. В саду перед домом буйно цвета герань. «Бьюик» утопал в зарослях дикой овсянки.На заднем дворе, недалеко от стены дома, широкоплечий мужчина рыл яму. Железо его лопаты поблескивало на солнце. Я спустился с холма и пошел в его сторону. Яма была футов шесть в длину и фута два в ширину. Голова Листера, когда он останавливался, чтобы передохнуть, отбрасывала тень на стену дома, борода его взмокла и разлохматилась; мне было не по себе от этой огромной воинственной тени.Я сел в заросли горчицы, почти прикрывавшие меня, и стал следить за его работой. Через некоторое время он снял рубаху. Его тяжелые белые плечи были покрыты рыжеватыми веснушками.Через час глубина ямы достигла примерно четырех футов. Рыжие волосы Листера потемнели от пота. Он провел по ним руками, сунул лопату в кучу красной глины и пошел в дом.Я спустился еще ниже. Попутно вспугнул из зарослей фазана, и он взмыл в небо, оглушительно захлопав крыльями. Я посмотрел на дом. Там никто не прореагировал на шум крыльев, никто не выглянул в окно. Я переступил через обвисший проволочный забор и пересек задний двор.Дверь в помещение, которое раньше, видимо, было кухней, была открыта. Пол засыпан битой штукатуркой, которая заскрипела под ногами. Сквозь голые доски потолка проглядывало небо. В тишине громко жужжали мухи. Казалось, что я слышу голоса. Потом раздались тяжелые шаги, приближающиеся ко мне.Я достал пистолет. В дверях кухни появился Листер. В руках он тащил какой-то огромный сверток. Голова его была откинута назад и несколько в сторону. Он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться. Меня он заметил только тогда, когда я скомандовал:— Остановитесь, могильщик!Он поднял голову и посмотрел на меня. Его широко раскрытые глаза сияли ярко-голубым огнем на раскрасневшемся, потном лице. Реакция его была невероятно быстрой и решительной. Продолжая идти вперед тем же шагом, он неожиданно швырнул свою поклажу прямо на меня. Падая навзничь под тяжестью завернутого в мешковину груза, я выстрелил, а потом сбросил с себя мешок. Внутри лежало что-то очень тяжелое и твердое, как замороженное мясо. Листер пяткой надавил на мою руку, в которой я держал пистолет. Другой ногой он ударил меня в лицо. Свет, проникавший сквозь потолок, полыхнул и погас. * * * Когда я открыл глаза, солнце светило мне в лицо сквозь открытую дверь. Я заморгал. Рука под тяжестью груза в мешке занемела. Освободившись от него, я прислонился к стене. Жужжание насекомых казалось мне непрерывными выстрелами легкого оружия, а биение крови в голове — ударами тяжелой артиллерии. Я посидел немного в полусознательном состоянии. Потом, зрение и сознание стали проясняться. Я пощупал здоровой рукой опухшее лицо. Пистолет лежал на полу. Я поднял его. Патронов в нем не было. Все еще сидя у стены, я подвинул к себе мешок и развязал веревки. Разворачивая дрожащей рукой мешковину, увидел прядь черных кудрявых волос, измазанных кровью.Я встал и развернул мешковину, в которую было завернуто тело. Это было тело когда-то красивой женщины. Красоту несколько портила впадина от удара на левом виске. Нагнувшись поближе, я увидел два овальных синяка на горле, отпечатки двух больших пальцев.При солнечном свете, проникавшем сквозь дверь, кожа ее казалась слоновой костью. Я закрыл тело мешковиной. Потом увидел свой бумажник, валявшийся на полу. Из него ничего не пропало, но моя лицензия наполовину высовывалась из кармашка.Я прошелся по дому. Он был неподходящим местом для проведения медового месяца, даже такого, который закончился убийством. Электричества в доме не было, мебели тоже, за исключением нескольких пляжных стульев и кресла красного дерева с протертым сиденьем, стоявших в гостиной. В комнате потолок не протекал, именно здесь Листер поселился со своей женой. Кроме мебели, в комнате был камин, который недавно топили: обгоревшая кора эвкалипта и остатки сожженных тряпок свидетельствовали об этом. Зола была еще теплой.Я подошел к деревянному креслу. На пыльном полу виднелись следы каблуков женских туфель, а рядом с креслом кто-то вывел пальцем по-латыни:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14