Читаем в кровати книжки, одеваемся, умываемся, завтракаем… Матюша — перетертыми фруктами, овсяной кашкой, я наворачиваю яичницу с беконом, панкейки с кленовым соусом, кофе с круассанами… Потом, пока морозы не ударили, выходим в сад, я собираю листья, Матюша их энергично разбрасывает, играем с соседскими кошками… В 3 часа плотно обедаем, потом я ставлю Матюшке кассету русских мультиков, а сама в это время, как правило, готовлю, стираю, глажу или убираю. Потом приходит Сергей, я и с ним заодно ужинаю, затем мы во что-нибудь играем с Матюшей — складываем пазлы, или строим из лего, потом опять чтение книжек, кашка и спатки к 9 вечера». Сашка твердо знала, что через пару месяцев такой жизни ее бы вынимали из петли.
Но в январе в Москву с делегацией израильской прессы приехал Арнон. Его, как всех знатных израильских гостей, опекало посольство, и Максим посоветовал поговорить с ним на правах близкой подруги Муры, все-таки Арнон — старая гвардия, он и в Израиле и в Миде и среди посольского начальства знает всех и вся. Поскольку знакомство с Арноном, который и с Сильваном Шаломом и с Милманом на «ты», даже для Максима могло оказаться небесполезным, то тут вдруг муж пришел на помощь Сашке, и обещал выбить бюджет, чтобы на следующий вечер они смогли повести Арнона в First, дабы ознакомить его с жизнью ночной Москвы. Сашка обрадовалась. Настроение так улучшилось, что она мало того, что дала Максютке, это-то ладно, всегда легче дать, чем спорить, а от нее не убудет, тем более, что она вообще в этом смысле мужа в черном теле не держала, (не хотелось, чтобы он начал трахать секретарш и тем самым подал бы посольским дамам лишний повод для злорадства,) но вечером даже заботливо повязала ему галстук и поцеловала в плешь. В First этим вечером выступали какие-то местные знаменитости, израильтяне сели подальше от шума сцены, и Максим деликатно предоставил Александре возможность поговорить с Арноном по душам.
— Арнон, а вы знаете, у нас ведь есть общий друг, — ласково сказала Саша.
— Кто?
— Мура. Помните ее?
— Как же я ее не буду помнить. Она мне очень дорогой человек.
— И мне, — задушевно сказала Саша. — Она — моя самая лучшая подруга. Мы с ней каждый день пишем друг другу.
И Сашка подробно рассказала о годах их дружбы, и о том, как она к Муре специально ездила, и как Мура ее радушно принимала, и Мура теперь счастлива, у нее недавно родился сын, только она очень тоскует по израильским друзьям. После того, как они некоторое время предавались самым трогательным воспоминаниям, и почувствовали себя друг другу совсем близкими под сенью памяти общей обожаемой Муры, Сашка приступила к рассказу о своих здешних трудностях. И постепенно описала Арнону свои невозможные мытарства в Москве в самых мрачных красках. Даже всплакнула, когда рассказывала, как она за годы, проведенные в Израиле, превратилась в совершенную «сабру» в душе, и могла бы служить мостом между двумя культурами, пропагандировать израильское искусство, а вместо этого ее мучает ностальгия и тяготы бесцельной жизни за границей, и собственная внезапная никчемность и беспомощность. И Арнон, который смутно помнил Сашку по каким-то ее израильским рекламам и знал, что она не кто угодно, и действительно попала в отчаянное положение из-за того, что муж беззаветно служит родине, был явно тронут, и обещал, что непременно задействует свои знакомства и попытается прощупать через своих друзей какие-нибудь полезные связи с людьми в России, которые могут помочь в мире русского шоу-бизнеса. Александра откровенно объяснила ему, что ей надо получить какую-нибудь роль на первом канале, где сейчас начали делать продвинутые блокбастеры в стиле русского фэнтези, и для этого необходимо быть продвинутой кем-нибудь из продюсеров. И даже сама вписала ему в записную книжку ивритскими буквами имя «Константин Эрнст» и номер своего мобильника. А на следующий день не поленилась, встала и поехала провожать Арнона в Шереметьево, наплевать, что это сгубило весь день, и ужасно трогательно с ним прощалась, и обещала передавать от него сердечные приветы Муре. И вообще, при ближайшем приезде в Израиль обязательно связаться, и знакомство продолжить. И Арнон уехал, окончательно очарованный стройной несчастной женщиной с мягкими светлыми волосами и милыми ямочками на щеках.
Спустя несколько дней Максим сообщил, что Вадим приехал в отпуск из Дюбая и приглашает их в ресторан. Посреди ужина Максиму позвонили, он вышел в гардеробную, и Александра осталась наедине с Вадимом. Вадим смотрел на нее своими ласковыми глазами, взмахивал неприлично девичьими ресницами и улыбался чему-то. Сашка, в поисках темы для разговора, упомянула, что будучи в Америке, заезжала к Муре.
Вадим совершенно равнодушно (Саша обратила внимание!) спросил:
— Ну и как она?
Сашке захотелось съехидничать, и она нарочно ответила:
— Очень счастлива. У нее чудесный муж, ей страшно повезло.
А Вадиму, по-видимому, стало обидно, и он гнусно так усмехнулся и сказал:
— Это не ей повезло. Это ему повезло.
— Ну допустим, — не стала спорить Александра, но тот, как прорвало его, продолжал:
— Мура — самая настоящая женщина, которую я встречал.
Тут уж Сашка возмутилась, и только, чтобы поставить его на место, заметила:
— Мало же ты, наверное, настоящих женщин встречал.
И вдруг глаза его потеряли свою мягкость, и что-то в них промелькнуло такое злое, что Сашка даже отпрянула, а Вадим выпил залпом водку, поставил рюмку и медленно сказал:
— Ну и падла ты, Александра.
У Сашки прямо дух перехватило. И от этой вдруг вылезшей блатной грубости, и от несправедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113