Сергей поволок все сумки и чемоданы по широкой лестнице наверх, на первый этаж. Пройдя за ним, Сашка с любопытством осматривалась, а Мурка с гордостью повела ее по анфиладе комнат.
— Только полгода как переехали, и с моим пузом я еще ничего не успела здесь сделать…
Она провела Сашу через большой вестибюль с высоким потолком и витражами:
— Бывшая владелица дома их сама делала, но я их сразу полюбила, это такой оригинальный штрих в доме, самое ценное для меня…
Через огромную белую кухню:
— Ох, Сашка, эта белая кухня, это специально придумано, чтобы домохозяйку держать в форме, чтобы ни на секунду не расслаблялась…
И в маленькую полукруглую столовую с пятью высокими окнами, за которыми виднелся большой газон, кусты и деревья.
— Это наша семейная столовая.
— А тебе не страшно без решеток на окнах?
— Вообще-то здесь безопасно, у нас хороший район, и к тому же к нам не ходит автобус, и поэтому никакие посторонние сюда случайно не попадают. Но я все равно трушу, так что мы установили сигнализацию.
А потом в другую столовую, с огромным дубовым столом и обитыми тканью стульями вокруг.
— Это парадная столовая. А там дальше — гостиная. Ковровое покрытие мы здесь содрали и положили паркет розового дерева.
Сашка вошла и огляделась.
— Вот эту картину Сергей привез из Японии. Она изображает «Майку», так называют учениц гейши. Нравится? Моя любимая…
— Очень нравится. Потрясающая картина. — Сашка задрала голову, рассматривая гигантское шелковое полотнище, висевшее высоко на стене, под самым скошенным потолком, подсвеченное юпитерами. — А я тебе рассказывала, какой успех имел мой портрет на московской выставке?
— Да. Ты и статью из «Профиля» присылала. Я ужасно за Рину рада, она правда, замечательная художница.
«Причем тут Рина?», ошалело подумала Александра. А потом догадалась:
— Да, у нее удивительное чутье на выбор модели.
— Хм… Почему-то меня рисовала, рисовала, а картины со мной что-то так и не выставлялось…
Сашка немного смутилась, и перешла в гостиную. Израильское посольство было среди спонсоров выставки, но ей не хотелось начинать объяснять Муре все сложные соображения отбора картин.
— А эту стену над камином я называю моей Стеной Плача, — продолжала Мура экскурсию.
— Действительно, камень похож на иерусалимский. А там что?
— Библиотека. Мы только недавно получили из Иерусалима контейнер с моими книгами, я еще даже не кончила их расставлять.
Потом Мурка показывала еще много чего — семейную комнату с огромным телевизором и кожаной мебелью, супружескую спальню с камином и прислоненным к стене гигантским зеркалом в версальской раме, комнаты-шкафы, плотно увешанные одеждой по периметру, мраморные ванные с треугольным джакузи и многоструйчатыми душами, оранжерею, веранду, открытую террасу и даже большой подвал, служащий складом уже успевшего накопиться барахла.
— Да, масштабы у вас не те, что у нас. Нечего даже и сравнивать, — заметила Александра, качаясь на носках и рассматривая галерею второго этажа, нависавшую над семейной комнатой. — А кто все это убирает?
— Я убираю. Я этот дом обожаю.
— Ну, если сравнить его с твоей иерусалимской квартиркой, то это и неудивительно. Но ты просто герой. А у меня убирает ужасно милая девушка-румынка.
— Здесь это стоит огромных денег. Я как посчитаю, сколько я всего могу за эти деньги купить, так рука сама к швабре и тянется, — рассмеялась Мура.
— У нас тоже недешево, но мне безумно надоело самой все это делать. Мне мою румынку Наташка порекомендовала, и я на нее не нахвалюсь. Я с ней совсем изленилась. Она мне даже постельное белье меняет.
— Да ты не должна извиняться, ты же работаешь, а я дома сижу. Но я не представляю, чтобы кто-нибудь стал ковыряться в моей спальне. Я все сама, но у меня все для этого есть. Даже два пылесоса — один с такой кнопочкой, который показывает, когда уже стало чисто, а второй моет ковры специальным шампунем.
— Ты — поистине счастливая женщина. А садовник у тебя есть? — спросила Сашка, выглядывая в сад.
— Ну что ты, Саш. Какой садовник. Из фирмы одной приходят только траву удобрять, потому что я опасаюсь химикатов, а так все мы сами. И все вокруг нас тоже все делают сами. Все профессора университетские, адвокаты, врачи, все сами сажают, удобряют, пропалывают, поливают, траву косят, осенью листья собирают…
— Да, все, наверное, как подсчитают, сколько это им будет стоить, так рука сама и раззужается… — засмеялась Сашка, но недоуменный взгляд ее говорил: «Ну и на фиг она нужна, эта Америка с этими гигантскими домами и садами, если самому на них корячиться нужно?»
Мурка это почувствовала и добавила:
— Ну, не все из-за денег. У нас тут есть знакомые, приехавшие из Южной Африки. Он — хирург, а жена — анестезиолог. Они весьма состоятельные люди. И у них такой прекрасный сад. Я его как-то спросила, кто у них за садом ухаживает. И знаешь, что он мне ответил: «Все я сам. В Южной Африке за белых людей все, абсолютно все делает прислуга. И мне так это претит, что я решил: пока в состоянии делать что-то сам, не буду позволять чужим людям обслуживать меня».
Мура ожидала восхищения такой принципиальностью, но не того напала. Сашка только плечом пожала.
— А меня, в отличие от твоего южноафриканца, не гнетет тяжкое бремя апартеида. Я за уборку плачу, и моя совесть чиста. Многим людям такая работа необходима. Хирург твой дурью мается. Лучше бы руки берег. Но ты — ужасная молодец, такая замечательная домохозяйка…
Это прозвучало немного нелогично, но Мурка понимала, что Александра пытается сказать ей что-то хорошее. Действительно, Мура ведь не хирург, чтобы садовых работ беречься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113