Все остальные, помимо Сашки, не приняли весть о грядущих изменениях в судьбе Муры столь же радостно. Анна встретила новость весьма скептически.
— А что ты там будешь делать?
— Не знаю, — Мурка пожала плечами. — Сергей говорит, что я могу делать, все, что я захочу, он во всем меня поддержит.
— Здесь у тебя были все возможности. Там, в провинции, без языка, без работы, без знакомств! Какое применение ты себе найдешь? Это же просто лечь в гроб и сверху себя крышкой прикрыть!
— Буду домохозяйкой!
— О Боже! — застонала Анна. — Моя мать всю свою жизнь провела в толкотне между кухней и туалетом! Не думала я, что моя дочь повторит ее трагическую судьбу!
— Ну да, а быть на побегушках у других, исполнять чужие планы и указания — это гораздо лучше? По мне уж, лучше заниматься собственными делами!
Но Анна только отмахнулась и даже слушать больше не стала. Мурка знала, что мать любит ее, и было больно разочаровывать родителей, но соответствовать их ожиданиям было не в ее силах.
Данька язвил:
— Правильно, Мура! Место женщины на кухне, беременной, босой! Теперь, с богатым мужем, я уверен, у тебя будет все, что тебе надо для счастья!
Максим встал в высокопатриотическую позу несгибаемого израильтянина, и даже отказался встретиться и попрощаться с Муркой. Заявил, что он, конечно, не хочет громких слов, но бросить родину сейчас, когда люди погибают на улицах, недостойно уважающего себя человека. Положив трубку, Мурка заплакала, она знала, что многие израильтяне так же это воспримут, а если и простят ее, то все равно будут смотреть на переезд в благополучную Америку, в лучшем случае как на малопривлекательную человеческую слабость. Но как раз у Арнона она нашла понимание:
— Мура, жизнь сложная штука, но я, старый романтик, верю в любовь. И раз уж так получилось, то я желаю тебе счастья. Сейчас во всех смыслах подходящий для тебя момент заняться личной жизнью. Может, ребеночка родишь. Только уж не знал, что у тебя есть такой вариант.
— У каждой девушки всегда должен быть про запас вариант удачного замужества, — уверенно отмахнулась Мурка, уже позабывшая про собственные жалобы на затянувшуюся холостяцкую жизнь. — Но мне страшно уезжать и бросать здесь всех. Как будто до сих пор мы плыли в одной лодке, а теперь я из этой лодки вылезаю, и оставляю остальных плыть по этому страшному морю действительности в одиночку. Чувствую себя предательницей, — прошептала Мурка, ей очень надо было, чтобы ее переубедили.
— Не бойся за нас, кормчий, — ласково потрепал ее по руке бывший шеф. — . С нами все будет в порядке. К тому же, не ты первая. Вон наша Сэнди тоже живет в Калифорнии.
— Та, которая Ваануну сдала? — Мурке сильно не понравилось сравнение.
— Ну чего ты ерепенишься. Чем Ваануну лучше твоего иранца. Тот хоть свою родину не предавал.
— Н-да, — ох, неприятно было увидеть себя в такой роли! — Но восемнадцать лет одиночки!
— А ты что думаешь, твоего иранца по головке погладили?
Мурка вспомнила растерянный взгляд толстого усатого человечка, и ей стало совсем противно. Правильно и хорошо, что ее из этого дела вышибли. Нет у нее нервов видеть белки вражеских глаз…
Арнон сжалился:
— Ну, не переживай ты так из-за своего отъезда. Ты же за личным счастьем. Может, еще и обратно переедете, да еще и с детишками.
— Нет, Арнон. Это не только из-за Сергея. Это еще и потому, что я здесь во всем разочаровалась. Иначе я бы настаивала, чтобы он сюда приехал. А теперь не смею, не верю больше, что здесь когда-либо все успокоится. Отчаялась. Поэтому я действительно, предательница.
— Что поделаешь, — развел руками Арнон, — патриотизм — это как деньги: или он есть, или его нету. Про себя могу сказать, что я при любом раскладе отсюда не уйду. Здесь родился я, и мой отец, и мать, и мои деды… Если дело дойдет до самого худшего, то я готов хоть в горы уйти, оттуда воевать… — Мура еле слышно заскулила. — Но я понимаю, что это не для каждого. Ты здесь не родилась, и так не чувствуешь. Для тебя могут быть другие варианты.
— А если у меня нет патриотизма, то что же у меня есть? — риторически спросила кающаяся Мура.
— Ну тогда взамен у тебя есть нормальная жизнь. Дорогой тебе человек. Люби его, это важно. — Арнон положил сильную руку на Муркино плечо. — Только знаешь что я хочу сказать тебе сейчас, когда мы расстаёмся? — Он наклонился и заглянул ей в глаза: — Я мог бы быть тебе отличным любовником. Жалко, что ты на это так и не решилась.
Последние слова Арнона были неожиданными, но почему-то лестными и приятными. Она и впрямь очень любила его по-своему, и хоть и не жалела ни о чем, но в этот момент ей тоже почему-то стало грустно, что много возможных жизненных сценариев никогда уже и не воплотятся. Потому что скоро она станет мужниной женой. И сердце её прыгало от счастья, как птица в клетке.
* * *
Наконец любимый прилетел.
С самого первого момента встречи все между ними было иначе: серьезность намерений немедленно изменила их отношения. На этот раз Мура встречала не очередного ухажера, а собственного будущего мужа, и они сразу почувствовали друг друга не только желанными, но и близкими и родными людьми.
На второй вечер Мура привела Сергея в отчий дом. Едва войдя в него, она поняла, что визиту было предано великое значение: Михаил Александрович был дома, Анна причесалась, собачью жрачку стыдливо задвинули в угол, а на журнальном столике высилась толстая пачка газетных вырезок, долженствующих открыть новому родственнику глаза на множество безобразий, творящихся в этом несовершенном мире, с целью привлечения его в дальнейшем к неуклонной с ними борьбе.
Михаил Александрович, облаченный в торжественный костюм с галстуком, решительно выступил навстречу претенденту на руку единственной дочери, и по виду папы Мура догадалась, что он собирается произнести нечто традиционное, полное достоинства и соответствующее моменту, вроде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113