В поле всех сволочей. В черный труд поголовно! Траншеи рыть! Держаки пусть строгают, чтобы дурь вышла. Напильниками гайки хай обтачивают, чтобы мозги прочистились, – вот это и будет демократия, черт бы ее побрал!
– Что ж, чередовать творчество с репродуктивной деятельностью – это мысль, – Смола сказал.
– Никаких чередований! – заорал Шаров. – Без чередований! Один голый черный труд!
– Черный труд – это прекрасно. У нас его почти не осталось, но найдем, придумаем чего-нибудь, – это я поддакнул.
– Опять за свое! – расхохотался вдруг Шаров.
Я следил за Шаровым. Нет, не случайно так открыто рассмеялся Шаров, что-то созрело в его мудрой голове. Так оно и было.
– Пойдем! – сказал он.
Мы решили, что Шаров нас на конюшню приглашает. Нет, он направился в комнату актива. По пути крикнул Петровне:
– И вы с нами!
В комнате сидели двадцать человек и под руководством Семечкина осваивали новую партию дыроколов.
– Так, ребятки, – сказал Шаров. – Мы вас побеспокоим! Комната нам нужна эта. Некуда грязное белье складывать. А тут самый раз – место сухое, глуховатое.
– А как же дела? – спросил Семечкин.
– Придумаем что-нибудь, – успокоил директор и уже Петровне: – Сносите-ка всю рвань сюда, и побыстрее.
Когда белье, сношенные носки, чулки, кофты были сложены на ящиках с кружочками, Шаров сказал нам с Волковым:
– Вот и все. Конец демократии…
Я, должно быть, побелел. Шаров впился в меня своими глазами. Я взял его за руку и тихо, но напористо потащил к себе в кабинет. По пути я слагал речь. Обвинительную. Я все хотел вывалить ему. Когда мы вошли в кабинет, Шаров преобразился.
– Вы должны меня выслушать, – глухо проговорил я.
– Ох и надоел же ты мне со своими теориями! – рассмеялся он.
– Нет! – зарычал я. – Вы должны меня выслушать! Я думал, из меня речь польется плавная, аналитическая, а я всего лишь тихо промямлил:
– Без самоуправления я работать не смогу…
– Делай чего хочешь, – махнул рукой Шаров. На лице его была печаль, точно его кровно обидели.

14

Коля Почечкин шел после уроков с Эльбой в сторону заброшенного сарая. У входа Эльба остановилась, насторожилась и испуганно повела головой. Из сарая раздавались какие-то странные звуки. Коля тихонько пробрался вовнутрь сарая и увидел лежащего лицом вниз Славу Деревянко. Бывший вождь детей плакал. Он повернулся в сторону вошедших и со слезами на глазах заорал:
– А ну мотай отсюда!
– Не плачь, Слава! Не плачь! – сказал Коля так жалобно, что Славе сразу легче стало. – Хочешь, я тебе конфету дам? Возьми, у меня еще есть.
Слава поднялся и сел.
– Тебя побили? – спросил Коля.
– Пусть только попробуют, – сказал Слава, и слеза величиной с горошину выкатилась из левого глаза. – Я все для них делал. Ничего не жалел. А они со мной как с последней собакой.
Эльба залаяла, точно была задета ее фамильная честь.
– Я убегу отсюда. Соберу немного денег на дорогу и уеду.
– Возьмешь меня с собой? – спросил Коля.
– Ты маленький, а мне уже скоро четырнадцать будет.
– Я уже не маленький. Я могу целую ночь не спать. Я и сегодня могу здесь переночевать.
– А что, правда, давай с тобой здесь заночуем.
– Давай. У меня здесь и тайна есть.
– Какая?
– А ты никому не расскажешь?
– Никому.
– Поклянись.
– Чтобы мне век свободы не видать.
– Поклянись по-настоящему, – сказал Коля. – Скажи: пусть лучше я умру, чем выдам тайну. Говори! Слава рассмеялся.
– Ну и не скажу тебе тайну.
– Хорошо. Пусть я умру сегодня же, если я выдам тайну.
– Неправильно. Не надо сегодня. А то получается так, что если сегодня не умрешь, то завтра уже не захочешь умирать. Понял?
– Понимаю, – улыбнулся Слава.
После состоявшейся клятвы Коля сказал:
– Здесь есть тайный ход в кладовые Каменюки.
– Иди ты!
– Правда. Только ты, наверное, не пролезешь.. – Я не пролезу? У меня тело стало гибким, как лиан. Это Смола сказал.
Слава ухватился левой рукой за перекрытие и легко перекинул туловище через потолочную балку. Потом он повис на левой руке и, спрыгнув, похвалился:
– Видишь, у меня теперь левая рука длиннее правой, а у тебя, как и у всех нормальных несуперов, левая рука короче правой. И вообще левая сторона у всех хилая.
– У меня не хилая. Смотри. – И Коля выпятил грудь. Слава рассмеялся, но сказал уважительно:
– Крепкий ты. Ладно, показывай свой тайник. Коля направился в противоположный угол и стал отбрасывать какую-то рухлядь. Образовалась черная дыра.
– Лезь. Это тайник, – сказал Коля Почечкин.
– А ты уже был там?
– Конечно, был, – сказал Почечкин. – Ты что, боишься?
– Я боюсь! – Слава ухватился за края доски, и его тело опустилось в черноту. – Послушай, дна нет!
– А ты прыгай, – спокойно посоветовал Золотой мальчик. – Боишься!
– Я боюсь?! – взревел бывший вождь и отпустил доску.
Коля прислушался: ему казалось, что Слава Деревянко летел целую вечность. Наконец что-то хлюпнуло, из черноты потянуло сыростью.
– Скотина! – орал что есть мочи бывший вождь. – Здесь никакого хода нет. Здесь вода.
– Есть ход, – тихо и упрямо твердил свое Почечкин, впрочем, он не настаивал и даже сказал почти разгневанно: – А я почем знаю, есть там ход или нет?
– Так ты же говорил, что есть!
– Я хотел проверить, есть там ход или нет. Я так тебе и сказал. Это моя тайна. Вроде бы как предположение –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142