И каждый раз я беспечно возражал, что чрезвычайно люблю пешие прогулки. Тогда он начинал рыться по всем карманам и с неизменным радостным изумлением извлекал на свет Божий пресловутые пятьдесят центов и протягивал мне со словами: «Вот ведь, оказывается они у меня были, просто завалились за подкладку!»Итак, каждое утро я совершал маленькое путешествие в кабинке канатной дороги. Кабинка была — единственная на весь фуникулер, своеобразный мини-трамвайчик с скругленными углами, девять футов в длину, пять в ширину и семь — в высоту. Она выкрашена в темно-бордовый цвет с двумя золотыми горизонтальными полосками. К канату кабинка крепилась сложным переплетением троса, отдаленно напоминающим маленькую нефтяную вышку. Сооружение было еще пяти футов длиной — вот почему станция располагалась так высоко на холме. Вся система приводилась в движение при помощи колесиков и тормоза, прочно закрепленных на тросе. Два больших скользящих колеса растягивали трос, как растягивают между пальцами бечевку дети, когда играют «в веревочку», только здесь «бечевка» была растянута между Соло Хилл и верхней площадкой на горе Алава. В кабинке было три окна с внутренней стороны, два окна с дверью по центру с внешней, которой она подходила к площадке на местах прибытия и посадки, и по одному окну с каждого торца. Все окна можно было открыть наружу, как книжку, потому что крепились они к нижнему краю рамы, двумя петлями. Наличествовал также и аварийный выход — через крышу.Очень часто я ездил в совершенном одиночестве. Кабинка была рассчитана на двенадцать пассажиров, но столько при мне никогда не набиралось, хотя интервалы между рейсами были солидные — полчаса. Я катался в компании морских офицеров; группы немецких туристов; нескольких молоденьких японочек, свежих и славных, как мелкие цветочки их сакуры; парочки молодоженов из Невады; другой парочки — уже из Монреаля; местных жителей с окрестных островов, приехавших в Паго-Паго провести выходные; итальянского агента бюро путешествий, который решил испробовать сначала на себе все местные достопримечательности; и, наконец, двух вулканологов из Югославии.Пассажиры как правило с интересом рассматривали окрестности, благо было на что смотреть, высовывались в окна и тут же с визгом ныряли обратно, с дрожью в голосе потешаясь над собственным непонятным испугом. Их испуг был и вправду непонятен, по крайней мере, мне, потому что я точно знал: канатные дороги — самый безопасный вид транспорта из всех, изобретенных человеком. Эти так ужасающие нервных дам «трамвайчики» проползают сотни миллионов миль пути без каких-либо дорожно-транспортных происшествий. Но уж когда случается авария, подробности ее столь драматичны, что в тот же день о ней узнает весь мир. А припомните-ка, сколько подобных сообщений вы слышали за всю свою жизнь? Вот то-то же. В поездах и самолетах люди гибнут значительно чаще.Но большинство женщин визжало скорее от восторга, а большинство мужчин — только для того, чтобы поддержать своих женщин. На мой взгляд, если бы дирекция канатной дороги имела и вправду некую склонность к садизму, как утверждали иные особо впечатлительные пассажиры, полкабины представлял бы собой чисто вымытую толстую пластину оргстекла. Вот тогда визг и крики звучали бы совсем по-иному!Кабинка скользила над зеленой долиной, в самом низу своего пути она повисала над портом на высоте не более ста пятидесяти футов, и доки, причалы и набережная были видны, как на ладони. Должно быть, в разгар курортного сезона сверху каждое утро открывалось красивейшее и величественнейшее зрелище, когда огромный лайнер важно и неспешно заходил в бухту, оглашая небо над островом протяжными, низкими гудками. Сразу за гаванью и в самом деле были видны строения консервного завода, уродливые длинные ангары с плоскими крышами, установленные бок о бок по семь или восемь в ряд. Сверху это было похоже на склад фургонов-рефрижераторов. Рыболовные суда завода выглядели действительно плачевно, причем те, которые еще покачивались в доках в маслянисто-ржавой воде были ничуть не в лучшем состоянии, чем те инвалиды, которые доживали свой век, ржавея на причалах. И тем не менее на самой границе акватории можно было разглядеть целую флотилию неутомимых сейнеров, уродливое пятно на яркой голубизне бухты.Кабина бежала все вверх и вверх, под конец почти вплотную приближаясь к зеленому склону горы Алава. Тропический лес с высоты полета волнистого попугайчика — одно из самых красивых зрелищ на свете. У меня, наверное, никогда не найдется достаточно красочных и восторженных эпитетов, чтобы описать все это колышущееся, переливающееся всеми оттенками зеленого великолепие. Кроны деревьев были так густы, что земля сквозь них практически не просматривалась, но мне, честно говоря, хватало и вершин. Перед поворотом, футах в пятидесяти от платформы, кабина всегда останавливалась, — перехватить зацеп или как там называлась эта вышкообразная лапа. При этом «трамвайчик» тихонько покачивался, и пассажиры начинали бледнеть, заглядывать друг другу в глаза и задавать вопросы, свидетельствующие о панике и глубоком техническом невежестве. Но вот наконец кабина вздрагивала и ехала дальше, и тогда все вздыхали с облегчением, и на лицах у них было написано: ох, на этот раз, слава Богу, пронесло.Однажды любопытства ради я заглянул на рекомендованную мне Генри телевизионную станцию. Там и в самом деле можно было зайти в студию с дюжиной мониторов, по которым транслировалась дюжина различных учебных программ разом. Но я стал возвращаться туда каждый туда каждый день совсем не из-за этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81