Затем то же самое повторил с правого бока и с левого. Продел шнур снизу и крепко перевязал получившийся пакет – вокруг лодыжек, колен, бедер, талии, груди, шеи. Когда я поднялся, колени мои дрожали. Только теперь я сообразил, что во время всей этой процедуры я ни разу не взглянул на нее.
Кое-как я поднял длинный сверток. Говорят, человек после смерти весит больше, чем при жизни. Не знаю. Она не показалась мне тяжелей, чем когда-то, при тех нередких случаях, когда мне приходилось тащить ее домой на себе – по той простой причине, что она не держалась на ногах. Я прислонил ее к стене. И это мне уже приходилось делать когда-то, – пригнулся, подставил правое плечо под ее живот, ухватил за колени, поднялся. Верхняя часть туловища теперь перевешивалась мне за спину. Когда я до конца распрямился, из ее горла вырвался чудовищный хрип. Холодный пот выступил на всем моем теле. Я стоял с этой своей ношей на плече и убеждал себя, что это просто вышел воздух, остававшийся в ее легких. Так оно и было, конечно. По темной лестнице я снес ее вниз и осторожно опустил на пол. Я запер все три наружные двери и снова взбежал наверх. Вытер пол в ванной. Потом сделал все, чтобы царапины на моей щеке не бросались в глаза. Я использовал крем, который Лоррейн употребляла, замазывая случайные прыщики.
Едва я покончил с этим занятием, зазвонил телефон.
– Алло!
– Джерри, это опять Манди. Прости, что беспокою. Лоррейн уже дома?
– Еще нет.
– Ах так. Ну, тогда хотя бы скажу тебе, что наш телефон уже в порядке.
– Я… Мне нужно уехать, Манди. Вернусь, должно быть, поздно. Но я ей оставлю записку.
– Может, мне прийти и позаботиться о твоем друге, ведь он все-таки болен, а вас обоих не будет дома? Поверь, мне это было бы совсем нетрудно.
– Спасибо большое, но не нужно. Винс спит. Благодарю тебя, Манди.
– Как он, кстати, насчет блондинок?
– О, это он всегда готов. Равным образом и насчет брюнеток и рыжих.
– А ты? Ты случайно к рыженьким не питаешь слабости, а, Джерри?
– Не понимаю.
– Ну, я тут краем уха слышала, что ты.., что вы с одной нашей общей подругой имели весьма приятный тет-а-тет, вы еще сидели в креслах-качалках в саду, а потом оба разом исчезли. И ни один из вас вроде бы не жалел об этом.
– Тут какое-то недоразумение.
– Может быть, может быть. Так не забудешь оставить записку, Джерри?
– Не забуду.
Я положил трубку. Сошел вниз, в гостиную, присел к письменному столу и написал: «Лорри, позвони, пожалуйста, Манди, как только придешь. Наш больной спит. Я удаляюсь. Когда вернусь, не знаю. Твоя угроза действует мне на нервы. Я все еще надеюсь, что это сгоряча и ты так не думаешь».
Я подписался. Положил записку в кухне на стол, придавив ее тяжелой солонкой. Я посмотрел на сверток, лежавший на полу перед дверью, и произнес, обращаясь прямо к нему:
– Ты должна позвонить твоей подруге Манди, мое сокровище.
И засмеялся. И оборвал смех. Это был чертовски несимпатичный смех – хриплый, истеричный, мерзкий.
Я пошел в гараж, взял и забросил в багажник моей машины короткую лопату. Настал ее черед. Когда я запихивал тюк в багажник, голова глухо стукнулась о металл. Я взялся за ноги и пристроил их рядом с лопатой. Форма свертка могла вызвать подозрения, и я положил сверху старое армейское одеяло, всегда тут лежавшее. Но и теперь этот странный продолговатый пакет мог бы навести кого-то на нежелательные размышления. Я снял одеяло, уложил лопату наискосок поверх длинного тюка, а затем накрыл одеялом лопату и все остальное.
Я замкнул парадные двери, уселся в машину, поехал. В город. Остановился в тихой боковой улочке возле отеля «Верной» и запер машину. Прошел в бар. Вечер был тихий, спокойный, мирный. Четыре-пять парочек и трое мужчин у стойки. Я взобрался на сиденье-вертушку. Тимми подошел и сказал:
– Вечер добрый, мистер Джеймсон.
– Не такой уж и добрый, – проворчал я в ответ мрачно и нарочито невнятно. – Устрой-ка мне «бурбон», Тимми. И не скупись: чем крепче, тем лучше.
Я положил на стойку доллар. Когда он забирал бумажку, я сказал:
– До чего хреновый мир нам достался, а, Тимми? С бабами никакой жизни нет, и без баб тоже не жизнь. Скажешь нет?
– М-м, да, так оно и выглядит иной раз, мистер Джеймсон.
Лоррейн частенько заявлялась в этот бар, и Тимми, похоже, сочувствовал мне не только на словах.
– Будь я проклят, если пойду домой. Сниму номер, хотя бы прямо тут, у вас а, Тимми?
– Что уж, всякое бывает, – сказал он не совсем впопад.
Я влил в себя спиртное и дал ему еще один доллар на чай. Теперь он меня запомнил. Выходя, я задел плечом дверной косяк. Потом быстро нырнул в машину и поехал к нашему строительному участку на Парк Террас. Теперь я благословлял Э. Д, за его упрямство. Давно уже я уговаривал его нанять ночного сторожа. Я убеждал его, что стайка юнцов из озорства способна нанести нам ущерб, который в несколько раз превысит все затраты на сторожа. А воры стащат что-нибудь – ищи их потом! Но он неизменно возражал, что рабочие обязаны запирать все инструменты и материалы в вагончиках и в сараях, а детям так и так не воспретишь стащить какую-нибудь там чурку, болванку или доску.
Я знал, что завтра утром точно по графику передвижные бетономешалки зальют раствором фундаменты десяти домов и будущие стоянки для автомашин. Формы были уже приготовлены. Я остановился за высоким штабелем полых кирпичей. Постоял, пока глаза привыкли к темноте. Нужно было убедиться, что стройплощадку не облюбовала какая-нибудь парочка. Ближайшие жилые дома находились за четверть мили отсюда. Где-то неподалеку голосами младенцев орали две кошки.
Я достал лопату, переступил через шнур и через дощатую перегородку – границу будущей бетонированной площадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51