Она каждым своим нервом чувствовала, что ей сейчас чем-то удалось отвлечь девочку от изнуряющего ее состояния. От того ужасного напряжения, что сковало ее. Теперь хотя бы случайно, хотя бы чуть-чуть коснуться этой натянутой до предела струнки, которая не может не лопнуть. Ничего подходящего на ум не приходило. Девочка холодным истуканчиком продолжала пусто смотреть перед собой. И от сознания своего бессилия Людмила Рагимовна готова была разреветься.
- Ух, какие у тебя глазища, Гюлька, - сказала Людмила Рагимовна. - В них утонуть - запросто. Как два глубоких-глубоких колодца... Знаешь, днем, при ярком солнце, в них, на самом донышке, звездочки мерцают...
Она говорила это чисто по-бабьи, с неподдельным восхищением, как говорила бы своей самой задушевной подруге. Поглаживая в такт словам своим спинку ребенка, и от нахлынувших на нее чувств, прижав ее к себе, горячо зашептала:
- Лапушка моя... Красавица моя... Детонька...
Гюлька вздрогнула. Ее глаза, в которых молнией сверкнула живая мысль, встретились с бархатными, в золотистых искрах слезинок, чем-то до боли родными глазами чужой женщины. Она видела уже их. Когда-то видела... И Гюлька вспомнила.
... Это было давно. Гюльке шел пятый год и они трое - и Мася, и Саша, и она жили еще у себя дома. Мама как всегда по утрам была не в духе. Бестолково суетилась и сновала из кухни в комнату. У нее все валилось из рук и она поэтому ругалась, зло поглядывая по сторонам. Сашу, пристававшему к ней послушать, как он бегло читает, она обозвала "занудой" и выпроводила на улицу. Мася в кладовке выправлял покосившуюся полку. Гюлька же, чтобы не попасть под горячую руку матери, наполнив игрушечныый тазик водой и пристроившись в углу комнаты, собралась стирать вещи своей куклы.
Мать наконец нашла себе дело в кухне. Принялась за мытье посуды. Гюлька об этом догадалась по доносившимся оттуда звукам. Звонкой, тугой струей из крана хлестала вода... Ударившись о край железной раковины, упала и забилась на полу радостной дробью крышка от кастрюли... Вслед за ней грохнулся и также весело протарахтел граненный стакан... Из кладовки высунулся Мася.
- Мам, не надо, я сам помою.
- Хорошо. Я пока смолю мясо, - согласилась она и потянулась за мясорубкой.
- Не надо, мам, - посоветовал, заглянувший на минутку домой Саша, - у тебя сейчас и утюг, как живая рыбка запрыгает... Не то что мясо-рыбка, - сыграл словом мальчик.
- Брысь, паршивец! - топнула она ногой.
Сашкины торопливые шаги уже перебирали ступеньки лестницы подъезда.
- Остряк-самоучка, - крикнула она ему вслед и тут же, словно в подтверждение слов сына, в ее дрожащих руках мясорубка заходила ходуном. Со стороны казалось, что женщина перекидывает ее из ладони в ладонь, как выхваченную из костра печеную картошку. Мясорубка лихо подпрыгнула, кувыркнулась и ловко увернувшись от пытавшихся поймать ее неуклюжих рук хозяйки, упала ей на ногу...
Гюлька, прислушиваясь ко всему, что происходило на кухне и живо представив себе, как мясорубка падает на мамину ногу, невольно дернулась и ... опрокинула тазик. Мать в это время прихрамывая и ругая почему-то Масю, вошла в комнату. Увидев растекавшуюся по полу мыльную лужу, она диким потоком ругани выплеснула всю скопившуюся в ней с утра злобу. Гюлька от страха попятилась и шлепнулась в пролитую воду. Тут уже совсем потеряв себя, мать скинула с ноги тапочек и стала бить им ребенка. Мася, выскочивший из кладовки на Гюлькин визг, бросился между ними и закрыл собой сестренку. Но обезумевшая от безотчетной злобы женщина все также жестоко продолжала вымещать ее, вкладывая в свои удары всю силу взрослого человека...
Остановилась она внезапно. Удивленно вытаращилась на барахтавшихся у ее ног детей, потопталась на одном месте и как была в одном тапочке, так и вышла из дома.
Пришла она поздно ночью. Дети уже спали. В комнате было светло. И от луны, что ярко светила в окно, и от света, горевшего на кухне.
Гюлька лежала на боку, прижав к животику коленки, крепко сжав на груди кулачки. Из под сбившихся трусиков выглядывала пухлая, розовая ягодичка. Женщина потянулась поцеловать ее, но неверные ноги не удержали ее. Она упала, опрокинув стул с детской одеждой. Попытавшись поднять стул, который никак не хотел даваться ей в руки, она пнула его ногой и встала на четвереньки.
- Опять напилась, - устало, с горьким упреком в голосе, сказал со своей кровати Мася.
- Я пью, мне все мало
Я пью, мне все мало
Уж пьяной я стала...
Запела она.
- Ой, - простонал Мася. - Гюльку с Сашей разбудишь.
- Все! ...Все... "Мой милый Августин, Августин, Августин"...- снова запела она.
- Ну тише же! ... Гюлька недавно только заснула. Все ждала... Плакала... А ты вон какая пришла.
Женщина подползла к кровати и взявшись за край ее поднялась и тяжело опустилась рядом со спящим ребенком. Она все-таки поцеловала ее ягодичку.
- Целуешь, - проворчал Мася, - а как утром ее била помнишь?
- Сволочь я, сынок. Последняя сволочь...
Она низко склонилась над дочерью.
- Лепесточек мой прозрачный... - шептала мать. - Камушек мой драгоценный...
Она поцеловала ее в высунувшееся из под густых волос ушко. Гюлька повернулась и открыла глаза. И прямо над собой увидела подернутые туманом добрые-добрые, бархатно-карие с золотящимися на ресницах крупными слезами, глаза матери.
- Детонька, милая детонька, прости меня дуру чертову, - крепко обняв девочку, пьяно в голос расплакалась мать...
...Гюлька вздрогнула. Она все-все вспомнила. И вроде маленького зверька, отчаянно спасающегося от кого-то, стала зарываться за пазуху халата Людмилы Романовны.
1 2 3 4 5 6 7