- Ладно, пошли! Приедет ректор, продолжим разговор! - Элаббас подошел к двери и, уже стоя в дверях, обернулся к Маликову: - Не будет по-твоему, Маликов! Таких, как ты, мы видели-перевидели! И знай, мы этого не оставим. Ты нам ответишь за клевету!
Вслед за Элаббасом я вышел в полутемный коридор. За нами шла Вильма.
В общежитие мы вернулись вечером. Нельзя сказать, чтоб у нас было очень хорошее настроение, но и не очень плохое. Мы пообедали в столовой горсовета, потом в летнем кинотеатре посмотрели двухсерийный индийский фильм.
Когда мы пришли, Мазахира еще не было, но Гияс сидел на кровати и курил. Увидев нас, он чуть вздрогнул: боялся, должно быть, именно поэтому и пришел сегодня так рано.
- А-а, он тут? И давно вы здесь, прошу прощения? Ни в голосе, ни в выражении лица Элаббаса не было для Гияса ничего утешительного, но он все равно обрадовался, усмехнулся, решив, видно, что раз Элаббас шутит, объясняться мы с ним не станем.
- Да я уж... часа три сижу, жду... Я ведь остался только, чтоб... Я этому подлецу вправил мозги!
- Какому подлецу?
- Да проректору. Дрянь, конечно, но есть в нем неплохие черты. Только зацепить надо.
- А?.. Ты, значит, зацепил?
- Не то слово! Я его на сто восемьдесят градусов развернул! Совсем другую песню поет!
- Ну? Да ты же герой! - Элаббас медленно подходил к Гиясу, и тот, не спуская с него глаз, все дальше отодвигался к стене. - А может, лучше расскажешь о папочке твоей Семы? О будущем тесте? Чего ж, люди свои... Расскажи... Он какую песню поет? После того как сделал тебя другом этой гниды? А? Какие у него дальнейшие планы?
- Ладно тебе... - Гияс не смотрел на Элаббаса. - Тесть, не тесть, тебя не касается... - Он наконец уперся спиной в стену.
- Гаси свет! - сказал мне Элаббас.
- Зачем? - Я боялся, как бы Элаббас чего не выкинул.
- Ладно, не гаси, пускай... Сейчас я эту мразь раздену и голого вышвырну на улицу! Пусть отправляется к своему новому другу! Раздевайся, шлюха! Сам раздевайся, не хочу касаться погани!
- Отстань! Не лезь ко мне! - взвизгнул Гияс и так мотнул головой, что трахнулся затылком о стену и из носа у него потекла кровь.
Вошел дядя Антон.
- Эй, что тут у вас? Чего шумите?
- Вон что! - Гияс мазнул ладонью по носу и показал коменданту окровавленную руку.
- Кто это его? - Дядя Антон кивнул на Гияса.
- Я, - сказал Элаббас. - А сейчас сдеру с него штаны и голого вышвырну на улицу!
- Ну-у? За что же так круто? Какой его грех?
- Грехов много, дядя Антон.
- Спер чего?
- Спер - это бы полбеды. Продал он нас, дядя Антон! Понимаешь, что значит продать?
- Чего ж не понять? Кого продал-то?
- Меня продал. Его продал, - Элаббас ткнул пальцем в мою сторону. Честь, совесть, бога, пророка! Все продал!
Дядя Антон искоса взглянул на Гияса.
- Да... Ну ладно, разбирайтесь! - Он ушел.
- Слушай! Хлебом тебя заклинаю, Гияс: собирай барахло и выкатывайся! Элаббас вдруг перешел на просительный тон: - Пожалей человека - из-за тебя да в тюрьме томиться! Дай хоть дочку-то повидать. Сколько лет отца ждет. Уходи подобру-поздорову...
- Переночую и уйду. Куда я сейчас среди ночи?
- Нет, ты уйдешь сейчас, среди ночи. Ты должен убраться немедленно. Меня хватит инфаркт, если я останусь с тобой в одной комнате!
Гияс подошел к своему чемодану, взял документы, завернул в газету...
- Ладно, я ухожу. Только знай, тебе это даром не пройдет! Счастливо оставаться! - С независимым видом Гияс направился к двери. - Завтра зайду за чемоданом.
- Не выйдет! - Элаббас схватил Гияса за шиворот. - Забирай чемодан и отваливай! Гелендар, давай сюда чемодан!..
- Да ладно, пусть... Завтра заберет.
- Неси, говорю! - Элаббас злобно ощерился на меня. - Чтоб он мне до утра глаза мозолил?!
- Я поставлю, не видно будет...
- Ну черт с тобой, выметайся! - Элаббас посторонился. - И помалкивай, ясно? Одно словечко, и я тебя!.. Пришибу, понял?
Гияс ушел. На улице было тихо. Но, видно, Гиясов чемодан и впрямь не давал Элаббасу покоя. Он встал, отнес чемодан в коридор. Потом подумал и принес обратно. Потом снова вскочил, схватил чемодан.
- Воняет от него, тьфу! Спать не могу! Может, в окошко выкинуть?..
Но он не выкинул чемодан в окно, хотя Гияс так и не явился за ним.
Мазахир пришел за полночь, пьяный в дымину. Кое-как скинул ботинки, стянул брюки и молча лег. Элаббас уже спал...
Это, конечно, был плохой день. Очень плохой. С одной стороны, открылось столько подлости, с другой - угроза навсегда расстаться с мыслью об аспирантуре стала реальностью. Стипендию за лето мы почти проели. Элаббас рассчитывал, что нам удастся растянуть ее до сентября, а там аспирантура, приличная стипендия, можно и призанять... Теперь все выглядело иначе. Оставалась, конечно, надежда на ректора, но когда еще он приедет, да и захочет ли заниматься нами? Вполне возможно, что Маликов так нас разрисует ректору, что и к кабинету близко не подойдешь. "Я его на сто восемьдесят градусов развернул!" И ведь рассчитывал, что поверят!.. Да, с деньгами надо что-то придумать. Элаббасу ждать их было неоткуда, у меня только мать, работает она уборщицей в медпункте, и зарплата у нее не больше моей стипендии. Когда я учился на первом курсе, мать эту свою зарплату почти целиком присылала мне. Летом я поехал в деревню и не узнал ее: так она осунулась и похудела. У меня комок к горлу подкатил, и, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь, я бросился во двор, к желобу - хорошо, в тот день шла вода. Я сунул голову под струю, будто моюсь с дороги. Но я не мылся, а рыдал: я выл, я орал, ревел как бык, - и вода, с шумом падавшая мне на голову, заглушала мои рыдания. Может, до мамы и доносилось что-то, но наверняка она думала, что это я так, покрикиваю от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21