– Слушай, сайгад, – наконец произнес он, задумчиво глядя сквозь рубиновую муть в дно чаши. – Нет ли у тебя где-нибудь в Шеме или в Аргосе давнего врага, отравляющего жизнь твою и сон твой?
Столь витиеватые речи из уст варвара не приходилось еще слышать старому солдату. Удивленно выпятив нижнюю губу, он покачал головой и ответил:
– В Аргосе и Шеме нет.
– Может быть, в Аквилонии? Или в Зингаре?
– И там нет.
– А здесь, на дорогах Турана, не обижал ли тебя кто?
– Никто меня не обижал, – начал сердиться Кумбар. – Я и сам кого угодно обижу. А зачем ты спрашиваешь?
– Хочу убить твоего врага, – со вздохом пояснил Конан, – Ты сказал, что жизнь твоя в опасности – я готов тебе помочь. Но не мое это дело – вести дознание. Если б нужно было украсть что-либо для тебя, или сломать кому-либо шею, или… Я – воин! Пошли меня воевать, и тебе не придется сожалеть о том! А задавать вопросы и в каждом видеть убийцу – нет. Не могу.
Сия речь удивила сайгада еще больше. Он покосился на ива пустых сосуда, уныло стоящих на краю стола, откупорил следующий, отпил.
– Видишь ли, варвар, – глубокомысленно заявил Кумбар после нескольких мгновений молчания, – у меня нет знакомых драконов, змей и колдунов, которые покушались бы на мою жизнь… А то я б тебя, конечно, послал… Есть, правда, один… Гузсул, собака, но с ним я и сам справлюсь… Ты не привык думать? Тебе трудно размышлять? Хорошо. Поведай мне, что ты узнал за эти дни, и я буду думать и размышлять за тебя. Но я не умею другого – чувствовать. У меня и сомнений не возникало, что Алму удавил не евнух. Он же признался, я сам слышал! А ты – ты сразу понял: убийца не он. Вот что мне от тебя нужно! Твое чутье! И мне не по нраву казнить невиновного, поверь. А чтобы такого не случилось – ты должен мне помочь.
– Не могу, – упрямо качнул головой Конан.
– Можешь, – невозмутимо парировал сайгад. – Ты обещал. И я тебе верю.
– Прах и пепел! – взъярился варвар. Синие глаза его потемнели, кулаки сжались. – Не ходи на руках, когда есть ноги, и не запрягай осла в плуг – говорят наши старики, – ибо в том нет простого смысла! А ты запрягаешь в плуг даже не осла – льва! И при этом хочешь, чтоб он вспахал твое поле!
В гневе Конан смахнул со стола пустые сосуды, и они с печальным звоном отлетели в угол. Старый солдат, пряча улыбку, вызванную бесхитростным сравнением юного варвара себя со львом, допил остатки вина из бутыли и взял яблоко.
– На моем поле работают только львы, Конан, – мягко заметил он. – Потому-то мой маис выше и гуще остальных, да и зерна в нем будут покрупнее…
Он с хрустом надкусил яблоко, в упор посмотрел на варвара. Тот ответил ему тяжелым, сумрачным взглядом. Лишь сейчас он понял, как сумел сайгад занять почетное место во дворце, стать правой рукой Илдиза Туранского. Хитрый и умный шут! Все его слезы, стоны и суета – одно притворство! Вон как уставился – глаза в глаза, твердо, спокойно.
– И еще, Конан, – тихо добавил Кумбар, – Я никогда не забываю своих львов…
Губы его дрогнули в ласковой улыбке, но киммериец уже не верил ему. Усмехнувшись в ответ, он взял бутыль, крепкими белыми зубами вытянул из горлышка пробку и налил вина в свою роскошную чашу.
– Будь по-твоему, приятель, – медленно произнес варвар, и в голосе его чуткое ухо без труда уловило бы угрозу. – Я согласен бросить кости еще раз, но если ничего неполучится…
– Все получится, – отрезал Кумбар, вставая. – Ты и в самом деле лев, Конан. Настоящий лев. И ты поможешь мне.
Он резко повернулся и вышел из комнаты, оставив после себя тонкий запах дорогих благовоний. Конан ухмыльнулся, соображая. Да, этот сайгад был совсем не похож на того, прежнего.
Но, как ни странно, сей монолитно спокойный муж со стеклянными глазами понравился варвару больше – по крайней мере, он не стонет и не щебечет беспрестанно всякую чушь. Конан вспомнил их первую встречу в «Слезах бедняжки Манхи», фыркнул, вдруг развеселившись, и окончательно утешился.
А теперь надо кликнуть Физу – уже вечер, и нынче ее очередь согревать постель временно одинокого варвара… Конан закинул голову, разметав по спинке кресла свои длинные черные волосы, и расхохотался.

* * *

Сайгад, которому давно надоело изображать перед варваром слезливого старикашку, выйдя из его комнаты, облегченно вздохнул. Жизнь во дворце – такая пышная, такая скучная и такая нелегкая – просто вынудила его, солдата, нацепить на себя маску; к ней он привык настолько, что даже наедине с самим собой вел ту же игру, и в конце концов маска стала его лицом, а истинное…
Куда же подевалось истинное лицо Кумбара? Об этом он ничего не знал. Редкие движения души иной раз обнажали суть, но всегда так неожиданно, что сайгад не успевал уловить ее. Он не жалел о том. Кому нужна была во дворце его суть? Илдизу? Челяди? Нет. Иначе разве стал бы он дурить их из года в год… Вот только Конан… Этот варвар понравился ему сразу. Давно не приходилось ему видеть таких жестких, упрямых и в то же время чистых парней. Жаль, что он по привычке сыграл свою роль и перед ним.
Шагая по длинному коридору второго этажа, Кумбар думал о последнем разговоре с киммерийцем. Он понял – сайгад сразу почувствовал это – его суть, увидел его истинное лицо. Но, кажется, не совсем верно: Кумбар все же не столь холоден и бесчувствен, как это могло показаться парню. А впрочем, пусть лучше он считает его каменной статуей, чем глупцом и плаксой…
Не глядя под ноги, сайгад перескочил две ступеньки, завершающие коридор; поворачивая на лестницу, один марш которой был покрыт розовым ковром, а второй светло-красным, он столкнулся с Бандурином. Бесцветные маленькие глазки скопца были пусты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35