Вдруг на другой стороне улицы я увидела Базза. Он перешел дорогу и направился ко мне.
Я не стала долго раздумывать, развернулась и бросилась бежать. Конечно, это было глупо. Стоило подождать, когда он подойдет, поболтать с ним немного, сослаться на дела и пойти своей дорогой. Мне ничего не угрожало. Что он мог мне сделать, когда вокруг полно народу? А теперь он понял, что я намеренно его избегаю. Он начнет размышлять, почему, и довольно скоро сообразит, что это имеет отношение к пленкам Сельмы.
Но я не остановилась. За несколько дней моя сексуальная одержимость Баззом сменилась ужасом. Среди утренней суматохи на рынке двигаться быстро довольно трудно. Машин не было, только время от времени подъезжал грузовик с продуктами, зато повсюду сновали покупатели. Я врезалась в кого-то, извинилась, побежала дальше. Через некоторое время я осознала, что вокруг собирается толпа – посмотреть на погоню. Люди воспринимали это как забаву, подбадривали нас. Базз оказался на удивление проворным. Я почувствовала, что он догоняет меня, и перепугалась. Вдруг он споткнулся, упал на чей-то прилавок, и по всей улице рассыпались апельсины, яблоки, груши и лимоны.
Неужели оторвалась? Не оглядываясь, я побежала дальше. Слава богу, я отправилась на встречу с Седьмой в джинсах и кроссовках. Вскочив в проходящий тридцать первый автобус, я уже понятия не имела, где он. Я отважилась выглянуть в окно и не увидела его. Правда, это не значит, что он прекратил погоню.
Как и путешествия на поезде, поездки на автобусе приводят меня в задумчивость. Я перестаю обращать внимание на болтовню вокруг, на входящих и выходящих людей, грозно покачивающихся пассажиров и смотрю в окно, размышляя над вопросами, которые до этого таились в подсознании. Если по пути автобус застревал в пробке на тридцать или сорок минут, я порой даже умудрялась найти ответ до конца поездки.
Мы проползли по Хай-стрит-Кенсингтон и свернули налево на Эрл-Корт-роуд. Я выбросила из головы все мысли, и, что удивительно, страх перед Баззом пропал. Вместо этого я обнаружила, что снова размышляю о Фреде. Чем дольше я об этом думала, тем больше понимала, что никак не могу соотнести Фреда с его страшной гибелью. Автобус остановился на подъезде к забитой машинами Кромвель-роуд – главному съезду в аэропорт Хитроу, – и перед глазами предстал уже знакомый образ: Фред, с обожанием глядящий на Анжелу. На меня никогда так не смотрели. Томми иногда смотрел на меня с любовью, но этот взгляд всегда сопровождался веселым блеском в глазах и нежным укором в моем невежестве в той или иной области.
Но Анжела даже не замечала этого. Я уверена, что она никогда не отвечала Фреду взаимностью, и я говорю не о сексе. Она обманула нежное юношеское сердце, а потом разбила его. Как она могла? У него были такие удивительные голубые глаза. Через год-два – а может, и через месяцы – прыщи Фреда исчезли бы, долговязое тело оформилось бы. Проезжая станцию метро «Эрл-Корт», я начала придумывать Фреду жизнь, которой у него теперь никогда не будет. Я отправила его в спортзал «Эрл-Корт», – он как раз появился справа. Там он накачал великолепный торс, его выдающийся кадык исчез, и он превратился в настоящего красавца. Жидкие волосы обрели новый, чудесный блеск и силу, он сменил куртку и потертые джинсы на черные брюки в обтяжку и рубашку, расстегнутую до пояса. Продолжая в духе семидесятых – мне было легче поместить Фреда в мир «Лихорадки субботним вечером» собственных подростковых фантазий, чем в атмосферу хип-хопа, – я отправила его к инструктору по танцам, а оттуда в клубы, где он произвел настоящий фурор на танцплощадке. При виде него девушки теряли головы, и Анжеле пришлось ждать своей очереди.
Пока я представляла, как Фред заговаривает Анжеле зубы, приглашает на свидание, а потом не звонит неделями, заставляя ее мучиться в неведении, мы добрались до Фулхэм-роуд. Королевский госпиталь Марсдена находился всего в нескольких минутах ходьбы отсюда. Сейчас как раз приемные часы.
Но у Норин уже был посетитель.
На стуле у кровати примостилась миниатюрная женщина, столь же хрупкая, как и Норин. На ней были строгие брюки и мягкий шерстяной свитер.
Увидев меня, Норин просияла:
– Ли, как мило, что ты зашла ко мне так скоро. Это Мари-Шанталь. Вы знакомы?
Мари-Шанталь встала и с жутким французским акцентом твердо произнесла:
– Ньеть, я такь не дьюмаю. Она мне в пупок дышала.
Я улыбнулась ей, но она вдруг заторопилась. Секунду она крепко сжимала руку Норин, а потом засеменила к дверям палаты, волоча два огромных пакета с продуктами.
– Кто это? – спросила я Норин. Незнакомка меня заинтриговала.
– Она работает с Томми в «Би-би-си». Он не рассказывал о ней? Я видела ее несколько раз и… – Норин, казалось, хотела прибавить что-то еще, но передумала, и вместо этого сказала: – Хорошо, что вы встретились.
В голове у меня словно лампочка вспыхнула.
– Это она давала Томми уроки французского?
– Наверное, – уклончиво ответила Норин. – Попроси Томми познакомить вас поближе. Она – прелесть.
Я провела с Норин всего минут двадцать. К своему огорчению, я заметила, что она устала быстрее, чем во время моего первого визита, хотя и заверяла, будто идет на поправку.
– Меня отпустят домой через несколько дней. Врачи говорят, что вырезали все – ну, знаешь, рак, – но я должна буду постоянно ходить на процедуры.
Хорошие новости, но в глубине души я была потрясена. Она казалась еще слишком слабой, чтобы выписываться. Как она справится одна? Томми должен что-нибудь придумать. По дороге домой я вспомнила, что забыла забрать белье Макса Остина, но прежде заскочила в «Теско».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110